Маша и Лариса Голубкины

Цитаты разных лет Маши о маме

Если нужно взять каких-то разных женщин по мышлению, по поведению, по видению мира, по видению себя в этом мире, то более разных людей, чем я и Лариса Ивановна, представить сложно. Она своего рода уникум, наверное, для того времени, для времени, в котором выросла. Я имею в виду, что тогда девочек обычно воспитывали как-то иначе, с каким-то чувством долга, с желанием следовать чему-то, кому-то… К Ларисе Ивановне это никакого отношения не имело, она была с детства избалована до невозможности, всю жизнь считала себя подарком, красавицей, талантом. И когда человек вот так в себе несёт, другие к нему относятся соответственно.

Что значит одинокая женщина? Я не считаю свою мать одинокой женщиной, как минимум у неё есть я и внуки, как максимум ей прекрасно с самой собой. То, что она не вышла замуж после папы, совершенно закономерно, сама она себя считает подарком, но на самом деле характер у неё такой, что попробуй уживись, к тому же куча требований. А никто, простите, не разбежался исполнять капризы 50-летней женщины, если есть 20-летняя, куда более скромная в своих желаниях. Завести какого-нибудь молодого альфонса — это вообще не её вариант, он противоречит всей её природе, где мужчина как бы должен приносить пользу, а польза измеряется в деньгах, духах, бриллиантах и шубах. Мужчина, который дарит сам себя, — это не к матери. Она у нас вообще женщина такого плана: я буду думать о себе, ты думай обо мне, и впервые в жизни мы будем думать одинаково.

Я если честно таких женщин, как моя мама — тех, которые как она, но не она, — обычно не перевариваю, потому что общаться с ними невозможно, договориться… Охлобыстин по этому поводу говорит: «Да ты, Маша, просто завидуешь». Может, и завидую, конечно, потому что, наверное, так жить то легче. Когда Насте было лет десять, она как-то смотрела на себя в зеркало по-разному, с разных ракурсов, так и сяк, а потом сказала серьёзно нам с Колей: «Какая я красивая». А Фоменко такой: «Смотри,гены Ларисы Ивановны прорезались». Я кстати считаю, что часто передаётся даже не от матери к дочери, а через поколение — от бабушки к внучке.

В юности меня обижали какие-то вещи, которые Мария Владимировна Миронова говорила про маму, и я думала: «Зачем она так?», я  пыталась защитить её, ведь любой ребёнок хочет защищать родителя. А потом я просто поняла... Мария Владимировна, всё, что она говорила про маму, — не в бровь, а в глаз, всё было правдой, она была права. Сейчас я жалею, что что-то там спорила, выказывала недовольство просто от незнания.

 

Что я могу сказать про свою мать? Ну, спасибо, что я вообще родилась, обычно у таких женщин, как она, нет детей, потому что дети им не нужны. Я вот до сих пор помню, что у Ларисы Ивановны талия до беременности была 56 сантиметров, а потом родилась я, и талия стала 61 сантиметр, из-за чего Лариса Ивановна очень переживала. А потом начался у неё вообще какой-то гормональный сбой опять же как результат беременности. Ей было очень тяжело держать вес. И я знаю, когда папа пытался заговорить о том, что может быть ещё одного ребёнка родишь, мать впадала в панику, потому что здесь из-за одной-то 56 сантиметров канули в лету, а после второго кто знает, вдруг талия станет 106 сантиметров?

Был однажды ужин у нас с очень серьёзными людьми, высокопоставленными, с французами. Мы пригласили Ларису Ивановну естественно тоже. К назначенному часу она не явилась, час проходит — её нет, два часа — её нет. Мне уже неудобно, не знаю, куда себя деть, начали без неё… В итоге она пришла позже, как ни в чём не бывало, а ещё мне значится высказала: «Почему никто не встал, когда я вошла?!»

 

Сейчас Настя очень дружит с бабушкой, я для неё вообще не авторитет, а бабушка для нас — это вообще всё. Они постоянно вместе ходят по магазинам что-то покупают, она рассказывает Ларисе Ивановне про всех своих ухажёров, так что что у Ларисы Ивановны к ней, что у Насти к Ларисе Ивановне — какая-то дикая любовь. Причём это началось, когда Настя подросла, когда дети были маленькими, бабушка к ним интереса большого не проявляла, больше подарки дарила.

Мне Шура Ширвиндт рассказывал про родителей смешную историю, мать не рассказывала, она вообще ничего не рассказывает. Когда папа ухаживал за мамой ещё в юности, когда им было лет по двадцать, он сделал ей предложение, она сказала ему: «Нет, я тебя не люблю», он ей: «Ну ты подумай, потом полюбишь...» И она, то ли чтобы посмеяться над ним, то ли чтобы проверить, говорит: «Не могу за тебя замуж выйти, у меня двое детей. Близнецы». И дальше:

 — Когда ты их родила?

 — После восьмого класса сразу...

— Кто он?! 

— Моряк дальнего плавания.

— А где они живут?

 — С моими родителями в Германии. 

— Ну ничего, привезёшь их, я их усыновлю!

Ну, Мария Владимировна, в принципе, не очень любила мою маму, хотя надо знать маму, которая как бы и ничего не делала для того, чтобы её полюбили, она как бы сама такая... ну а разница в том, что Мария Владимировна говорила прямо, а Лариса Ивановна словно конфета, кусаешь — а внутри титан.

Когда-то в юности у папы был лучший друг, и этот лучший друг увёл у папы Ларису Ивановну, и он это очень болезненно переживал, собственно, с тех пор бабка, Мария Владимировна то есть, мать не выносила. Потому что это же мужчины любят, чтобы им что-то такое сделали, чтобы поиграли ими и выбросили, а их матери такого не любят. У меня вот тоже сын есть, я прекрасно Марию Владимировну понимаю.

 

То, что говорит Лариса Ивановна, честно говоря, я этого не одобряю, я считаю это унижением меня в первую очередь, потому что со мной она эти темы не обсуждает. Со мной нет, а на телевидении значит она считает нормальным говорить, что я дочь какого-то мужика, и она видит, как я на этого мужика похожа, что у меня его руки, его глаза и т.д. Как так? Для меня отец один — Андрей Миронов. Чьи там у меня руки, глаза и нос, мне неинтересно.

Родители жили очень хорошо, я бы даже сказал, что душа в душу. А любовь, ну я не знаю... Не мне судить, мать на такие темы говорит. Вообще... папа, думаю, любил Ларису Ивановну и очень. Он очень считался с ней, с её комфортом, с её желаниями, подарки дарил постоянно, хотя мать из тех женщин, которым всегда мало. У нас шкаф духов и косметики был больше, чем в ГУМе, но ей надо было ещё и ещё, и папа никогда не отказывал ни в чём. Если она заболевала, то он дома собирал чуть ли не консилиум из врачебной комиссии, то есть я не шучу, как-то она бронхитом или чем-то заболела, он притащил какого-то профессора, профессор на него посмотрел как на идиота и сказал: «Три дня, неделя максимум, и всё пройдёт». Ногу она ломала, помню, носил её на руках от машины до двери, ну то есть вполне себе... Хороший муж, Ларису Ивановну устраивал. Он у неё спрашивал частенько, может в шутку или не совсем в шутку: «Ну скажи, ты меня любишь хоть немного?»

 

 

Мама тоже мужем занималась, но больше занималась какими-то публичными штуками, она любительница всяких статусных вещей, гостей, приёмов... Лариса Ивановна сама готовила, конечно, не всё готовила, но были блюда, которых она считала коронными, и она готовила их сама, это был такой её звёздный час. 

Когда папа умер, я долго была в странном состоянии, я впервые поняла, что всё вот так может закончиться в одну секунду, он же не собирался умирать, мы ни к чему такому не готовились, это было неожиданно. Сегодня он есть, а завтра его нет. А Лариса Ивановна... Ну что Лариса Ивановна. Она не страдалица по своей сути. Ну и в конце концов, он же умер, а не она, чего ей... Она после смерти папы воссоединилась с главной и единственной любовью своей жизни — самой собой, никто не отвлекал, и она очень самозабвенно погрузилась в эту любовь, в свою жизнь.  

 

На нашей лестничной клетке вечно тусовались папины фанатки, в один из дней я иду, и мне они говорят: «А ты знаешь, что тебя непонятно от кого родили?» Ну и далее по тексту. А я иду с ними не разговаривая, потому что понимаю, о чём говорить с девчонками, которые целыми днями только и делают, что отца выслеживают. Прихожу домой, а у нас с папой игра была, я кусала его за руку и говорила: «Больно или нет?» Нужно было так укусить, чтобы он сказал, что больно, и вот мы с ним играем, и я говорю: «А ты знаешь, там девочки на лестнице сказали мне, что ты не мой папа». А он говорит: «Вставай, пойдём», открывает дверь, спрашивает: «Эта?» И спускает с лестницы. Но так как эти девочки вообще много чего делали и говорили странного, у меня никаких подозрений в тот момент не зародилось. Уже позже, когда папа умер, и я училась на первом курсе, одна тётенька (не буду говорить кто) начала рассказывать мне про якобы моего биологического отца, говорила, что мать с ним ужасно поступила, что папа с ним плохо поступил. Сокрушалась, что тот «отец» хотел меня воспитывать, а папа — Андрей Александрович — к нему ревновал Ларису Александровну, поэтому того «отца» заставили от меня отказаться, когда мне было 7 месяцев, а потом папа меня удочерил... Надо сказать, что тот «отец» так хотел со мной общаться, что о нём и не слышала ничего и никогда.