Вячеслав Тихонов и Нонна Мордюкова

Эту пару называли самой яркой и самой красивой в советском кино. Он — немногословный и спокойный, она — энергичная и «взрывная». Хотя и говорят, что противоположности сходятся, вспыхнувшая между Нонной и Славой любовь сильно удивила окружающих. Однако совершенно разные Вячеслав Тихонов и Нонна Мордюкова прожили вместе 13 лет. Актеры познакомились во ВГИКе - оба учились на одном курсе Бориса Бибикова и Ольги Пыжовой. В 1947 году, на втором курсе института обоих студентов пригласили сниматься в кинокартине «Молодая гвардия». Яркая заводная казачка привлекла внимание режиссера не только как исполнительница роли Ульяны Громовой. На площадке образовался любовный треугольник: Сергей Герасимов увлекся девушкой и был готов бросить супругу, Тамару Маркову, чтобы жениться на Нонне. Но Мордюкова отказала Герасимову и приняла ухаживания Тихонова.

Неудавшееся сватовство Сергея Герасимова 

Наталья Мордюкова-Катаева, сестра Нонны Мордюковой:   
— А Нонна потом домой письмо прислала: «Все, мама, идет как надо. Только одно горе лютое: дядька, который тут самый главный учитель, такой старикашка, что, боюсь, как бы не помер во время обучения!» Герасимову тогда исполнился сорок один год, а Нонне — девятнадцать... Кто бы мог подумать, что этот «старикашка», снимая Нонну в роли Ульяны Громовой, влюбится в нее и осмелится просить у нашей мамы Нонниной руки. Приехал на черной «Волге», автомобиль ему выделил Ейский райком. Сватовство Герасимова маму возмутило: «Сергей Аполлинариевич, да ведь вы женаты!» — «Ирина Петровна, я разведусь!»

— «Но вы же для нее старый, мы с вами почти ровесники, а что будет через 20 лет?» — «Я сделаю из нее кинозвезду, как Любовь Орлова!». А мама ответила: «Если у Нонки есть талант, она и без вас пробьется. А замуж за вас ей незачем идти — вы лысый, старый». 

Сама-то Нонна сомневалась. Говорила: «Мам, вам же легче будет, если я за него замуж выйду — смогу вам помогать». Но мама — ни в какую: «Еще чего не хватало — продаваться!» Вообще-то Нонна была не из таких, которые за деньги продаются. Если думала на эту тему, значит, нравился ей Герасимов. Все-таки огромный талант, великий человек… Но мать ее убедила. 

Татьяна Мордюкова, сестра Нонны Мордюковой:
— Симпатия между ним и сестрой возникла на съемках «Молодой гвардии». Герасимов был в восторге от Нонны, от ее красоты, непоказной простоты и открытости. Ему нравилось в ней буквально все. Нонна любила ходить босиком, и как-то Герасимов поделился с одним из друзей: «У нее ноги грязные, как молодая картошка. И от этого я люблю ее еще больше». 

Нонна Герасимова уважала, хотела выйти за него замуж, хотя в тот момент уже была знакома со Славой Тихоновым. Чего греха таить, Нонне, конечно, льстило, что на нее обратил внимание известный режиссер, лауреат Сталинской премии, который мог построить карьеру любой актрисе. Но мама выступила против их брака, даже пригрозила Нонне: «Если не послушаешься, общаться с тобой больше не станем, ни я, ни дети». Нонна маму уважала и против ее воли пойти не решилась. Герасимов ей за это мстил, какое-то время Нонну совсем не снимали.

Нонна Мордюкова:   
— Я мужчинам нравилась, не была обижена судьбой по этой линии. Но смотря для какой цели ухаживали... Чтобы на сеновал завалить, таких я отшивала, говорила: «Стоп, товарищ, семафор закрыт!» Некоторые мне писали восторженные письма. Сергей Герасимов много любовных писем написал, хотя романа у нас не было. Он ухаживал за мной в Краснодоне на съемках «Молодой гвардии». Мы жили в общежитии. Вот сижу я как-то на крылечке, ноги мою. А он выплывает из-за дерева. Я строго говорю: «Не ходите за мной, не ходите». Герасимов опять за дерево скрылся...

Инна Макарова:   
— Потом мы приехали в Краснодон. Набежали родственники знакомиться — вот мама такой-то, папа такого-то... Особенно Нонна всех очаровала, она ведь казачка. Бегает босиком, косы толщиной с руку! Недаром Герасимов тогда вдруг обомлел от ее красоты, влюбился и стал звать ее замуж...

Мы могли бы удивиться или даже возмутиться — Герасимов ведь был женат на Тамаре Федоровне, которую мы прекрасно знали, которая о нас заботилась, словно вторая мать... Но мы не возмутились и не удивились. Просто потому, что наше отношение к нему, к Учителю, не предполагало никакой критики! Мы его просто боготворили. И страшно боялись огорчить. 

Помню, в какой-то момент наша однокурсница Люда Шагалова говорит: «Надо образумить Нонну! Чего она морду воротит?» И действительно, она попыталась было приступить к Нонне с упреками: «Ты зачем расстраиваешь Сергея Аполлинариевича? Эх ты!» 

Но Мордюкова — человек свободолюбивый, живущий сердцем. Не было у нее любви к Герасимову — значит, не было, и говорить тут больше не о чем. Тем более она уже дружила тогда со своим сверстником, Славой Тихоновым. И как-то, я не помню как, но постепенно эта история сошла на нет. Никто ни о чем Герасимова не спрашивал. А он просто вырвал из сердца Нонну, не подходил больше. 

— Герасимов вообще имел свойство влюбляться в своих героинь. Он не раз страстно влюблялся, но потом это проходило. Он творческий человек. А Нонна была очень талантливой и красивой, в нее нельзя было не влюбиться. Александр Довженко даже говорил про нее: «Я видел этот профиль на скифских вазах». Со стороны Герасимова попытка жениться на Нонне была довольно смелым шагом.

Он ведь был уже известным режиссером, намного старше Нонны, и брак с Тамарой Федоровной Макаровой считался крепким – они любили друг друга, оба были очень яркие творческие натуры… Когда Сергея Аполлинариевича не стало, я много разговаривала с Тамарой Федоровной. На разные темы. Но в адрес Нонны она никогда ничего плохого не говорила.

Возможно, если бы Нонна тогда приняла предложение и стала женой Герасимова, то ее актерская судьба во многом сложилось бы иначе. Но в жизни нет сослагательного наклонения. После окончания института в 1950 году Нонну Мордюкову приняли на работу в Театр-студию киноактера – актрисой второй категории. А в кино, казалось, про нее забыли». 


Сергей Герасимов и Тамара Макарова

Вячеслав Спесивцев:
— Я однажды спросил Нонну: «Скажи, Нонна, честно, как у вас с Герасимовым, дело-то прошлое, ухаживал?». Говорил: «Любил, конечно. Но я-то любила Славочку. А он едет на Волге, открывается дверь: «Прошу», и как не сесть, ну села. Тогда с едой-то было плохо, а у него шоколадки. А я все Славочке». Понимаете, шоколадки все Славочке.

Нонна Мордюкова, 2007:

— Мне кажется, советский кинематограф недооценивал вас — вы снимались намного меньше, чем, вероятно, могли бы... Вот и роль Аксиньи в фильме Сергея Герасимова «Тихий Дон» по всем канонам принадлежала вам, казачке, у которой все это в генах, в крови, тем не менее досталась она Элине Быстрицкой. Элина Авраамовна мне призналась, что после премьеры вы ей сказали: «У-у-у, проклятая, сыграла таки!». Ходили даже слухи, что из-за этого вы хотели покончить с собой, но что-то не получилось...

— Ну нет, я бы себе век укорачивать не стала. Жизнь — слишком большая ценность, чтобы с собою кончать, даже если бы Быстрицкая все мои роли исполнила. 

— Почему же Герасимов выбрал ее, а не вас, свою ученицу, которую снимал еще в «Молодой гвардии»? Он ведь за роль Аксиньи, которая была вашей дипломной работой, поставил вам, если не ошибаюсь, «отлично»...

— Сергей Аполлинарьевич был сильно в меня влюблен — вплоть до того, что приезжал к нам домой, на Кубань. То-то все колхозники удивлялись, почему лысая голова плывет между кукурузными листьями. Ухаживал Герасимов по старинному обычаю, вот и надумал с мамой поговорить, но она сказала: «Не-не, пускай Нонка сама как хочет, так и поступает». Ну, а я ж его не любила совсем — зная, что он для меня с картиной «Тихий Дон» запустился и что мне предназначена роль Аксиньи, взяла и бросила.

— Знали и..?
— Знала — чтоб не сойти мне с этого места! 

— И бросили?
— Молодая была, горячая... Не подошел этот материал — не приглянулся ситчик! — повернулась и пошла. Да другая бы... 

— ...уцепилась зубами...
— ...вырвала бы из этого человека кишки, но стала бы в «Тихом Доне» Аксиньей, а для меня словно занавес упал. 

— И он назло вам снял другую?
— Деваться ему было некуда, а Быстрицкая красивая и в костюме казацком была хороша... 

— Вам ее Аксинья понравилась?
— Нет, она плохо сыграла — не по ней эта роль. Разве такой должна быть казачка? Ну да Бог с ним, пускай... Герасимов, конечно, мне отомстил, да только разве можно таким макаром мстить? 

— Вы сожалели потом, что не снялись в «Тихом Доне»?
— Очень жалела.

Римма Маркова: 
— Именно Герасимов закрыл ей все двери! Он отомстил Нонне. Она же была просто рождена для роли Аксиньи. Элина Быстрицкая замечательно сыграла, говорить нечего, но она по сути своей очень интеллигентная. Пусть Элина на меня не обижается, я ее очень люблю. А Нонна - сама казачка, от земли.

Нонна Мордюкова:   
— Я нахально думаю: если бы у меня была кинопроба, то от Быстрицкой бы мокрого места не осталось! Я же казачка, с тех мест! Красоты неописуемой Быстрицкая, но неодухотворенная красота, как кукла. А играть же надо казачку!

Играф Йошка, певец и композитор, друг Нонны Мордюковой:   
— Когда они, еще студенты, снимались в «Молодой гвардии», у нее был роман с Сергеем Герасимовым. А потом Герасимов просто заставил Тихонова жениться на Мордюковой, чтобы его жена Тамара Макарова ничего не узнала. Тихонов не смог отказать учителю. Стал жить вместе с Нонной в студенческом общежитии. Позже они расписались. Потом Нонна должна была сниматься в фильме Герасимова «Тихий Дон» - она же казачка. Но Тамара Макарова сказала, что подаст на развод. Герасимов был вынужден пригласить на главную роль Элину Быстрицкую.

О начале романа Нонны Мордюковой с Вячеславом Тихоновым 

Из воспоминаний Нонны Мордюковой:   
— Первым моим мужем был Слава Тихонов. Я сама на него обратила внимание, а он тогда в другую девушку был влюблен. Я начала вроде как заигрывать. Спрашиваю: «Слава, ты в столовую идешь? Иди, занимай место, я сейчас подойду». Я тогда считала: выбрала, понравился — значит, мой. Сейчас-то я понимаю, что это нахальство, а тогда не понимала. 

Однажды приезжает он из своего Павловского Посада, приходит в нашу комнату и вытаскивает баночку с капустой, завязанную бантиком, пышки какие-то не очень презентабельного вида. Тогда время было тяжелое, 46 — 47-й годы — студенты от голода падали. А Слава говорит: «Разрешите вас угостить, Нонна Викторовна». И развязывает бантики на баночке, а я вижу, какой у него руки красоты неописуемой, любуюсь пальцами, ногтями. Слава берет тарелочку нашу студенческую и вываливает в нее капусту. Мы садимся за стол и руками едим эту капусту с пышками. Потом пили кипяток из пол-литровых банок без заварки и без сахара.

Так он плавно ко мне и перешел. А окончательно, знаете, что его взяло? Искусство. Я тогда сыграла Катюшу Маслову в студенческом спектакле. Это был первый курс и первый семестр. А нужно выйти на сцену и быть хмельной. Так волновалась, что словно лопнула и пополам развалилась. И вдруг начала играть, как с шариком: плакать — пожалуйста, смеяться — пожалуйста! И уже чувствую по комиссии, по залу, по Герасимову (мы его больше всех боялись; это было задолго до «Молодой гвардии»), что в точку попала. Так мне было хорошо! Я была готова, как для любви. Ушла со сцены красная, потная, счастливая, выложившая из себя кусок жизни. Для меня Катюша Маслова была как туман синий... Когда я вот так раздухарилась с Катюшей Масловой, многие оказались у меня в кулаке. Славка влюбился, Юрка Рудаков, Женька Ташков. Один артист, два режиссера — почти одновременно подошли ко мне и предложили руку и сердце. Утром я должна была дать ответ. И вот прихожу я на следующий день в спортзал, первое занятие — физкультура. Женька, такой мускулистый, увидел меня и начал вертеться на турнике. Юрка Рудаков тоже что-то с мячом изображал и на меня косился. А Славка Тихонов спокойно себя вел. Потому что он самый первый подошел ко мне, и у нас уже было назначено свидание. А что значит свидание? Поцелуйчики по закоулочкам. Поцелуйчики у нас были, но не более того. Пока замуж не вышла.

Мы объявили родителям, что хотим пожениться. Его мама была против: «Нет, ты достоин не колхозницы, ты с хорошей девушкой должен дружить». Он ее не послушал, сняли угол за рабочую карточку. Все в том углу, за шкафом, и произошло. Но... неинтересно, неталантливо. Слишком молодые были — Слава во ВГИК в 16 лет поступил, я — на два года старше. Я у него первая женщина, он у меня — первый мужчина... Мне не понравилось все это, а он во вкус вошел, ему часто надо было, до расставания. 

Наталья Мордюкова-Катаева:   
— Славу Тихонова Нонна долго воспринимала только как друга. Помню, как она привезла его к нам домой, в Ейск, на каникулы. Сказала, мол, товарищ по учебе, пусть у нас отдохнет. Они ведь тогда были однокурсниками, оба во ВГИКе учились. Тихонову тогда было восемнадцать, а Нонне двадцать. 
— Мама, это мой однокурсник.
— Ой, какой красавец румяный! — воскликнула мама. — Давай я его поселю у своей подруги в отдельной квартире. У нее там хорошо, свободно.
— Ирина Петровна, — взмолился Слава, — оставьте меня у вас, я хочу слышать, как Нонна сопит.  

И мама разрешила. На следующее утро Нонна шепчет брату: «Ген, уведи Славку за арбузами. Я хоть по Ленинской прошвырнусь. Он такой подозрительный, ужас! Не муж, а ревнует». А бахча в Ейске далеко за городом. Гена со Славой ушли, а когда вернулись с арбузами, Нонна уже нагулялась, натанцевалась и спать легла.  

В Москве нигде ничего не сорвешь, а влюбленный в Нонну Слава подкармливал ее. Привозил от родителей из подмосковного Павловского Посада картошки, квашеной капусты. Мама все твердила Нонке: «Присмотрись, золотой парень, хорошим станет семьянином. Если выйдешь за него замуж, будешь как у Христа за пазухой жить. А красавец какой! Тебе еще надо краситься, а он и так как картинка». Слава помогал маме по хозяйству: веревку во дворе натягивал, белье развешивал, воду из колонки носил. Очень ей этот мальчик понравился. Сестре возразить-то маме было нечего, но что-то ее останавливало. Так и не поняли мы, что у Нонки на уме, когда они со Славой возвращались в Москву. От него потом пришло маме письмо со словами: «Ирина Петровна, повлияйте на Нонну: если она не захочет быть со мной, я брошусь под поезд». А в письмо вложена разорванная на две части Ноннина записка, адресованная ему: «Режь меня на куски, я тебя ненавижу». Что, почему, по какому поводу она ему это написала — неведомо. Сестра не любила, чтобы ее доставали, а Слава, наверное, хотел быть постоянно рядом. Мама наскребла денег и помчалась к ним в Москву. Не знаю, как уж она там Нонну воспитывала, но через год пришла от сестры телеграмма: «Родился сын тчк отец Слава тчк». «Слава богу», — выдохнула мама. Следующей телеграммой Нонна вызвала в Москву меня. Она тогда работала в Театре киноактера, каждый вечер спектакли, а ребенка оставить не на кого. Она меня и в школу в Москве устроила — утром я на учебе, а после уроков несусь к племяннику. 

Нонна Мордюкова, 2007:   
— Мы, когда со Славкой встречались, на лестничных площадках целовались, обнимались по закоулкам. Бывало, приду домой, лягу спать и думаю: «Вот бы сшить ему куртку из черного вельвета на молнии — как бы ему шло!». Тогда, в послевоенные годы, все было, как вы понимаете, в дефиците, но я через знакомых купила-таки отрез. Мы к портнихе, а тетка уперлась: «Мужчинам не шью». Еле-еле ее умолила, сама нарисовала фасон... Куртку она справила, но воротник к ней женский приладила — даже фотография осталась...

Леонид Павлючик, журналист, кинокритик:
— История ее взаимоотношений с Тихоновым была очень драматичная, и по ходу нашей с Нонной Викторовной дружбы эти взаимоотношения прорисовывались по-разному. В начале нашей дружбы, с 1987 года, она рассказывала мне о том, что их студенческая любовь с Тихоновым была преждевременной, несозревшей… «Мы рано забрели с ним в ту рощу, куда нам ходить не следовало», - говорила актриса. По словам Нонны Викторовны, она не была влюблена в Тихонова, но поскольку он нравился всем девушкам и был редким красавцем, то из «женского гонора» решила его отвоевать. А когда ей удалось, что называется, «влюбить» в себя Тихонова, то быстро поняла, что они – разные люди.

Нонна Мордюкова:   
— Кто, на ваш взгляд, виноват в том, что началось отчуждение, непонимание?
— Я во всем виновата, только я одна. Он ведь ко мне совсем не испытывал интереса, а я, завороженная его красотой, своим желанием, напором своим закружила ему голову. Он, бедный, загорелся, да тут я поняла, что он мне активно, трагически не нужен. Но ребенок уже появился, и мы по христианскому обычаю стали жить. Вернее, не жить, а мучиться, ни ему домой не хотелось идти, ни мне.

О семейной жизни 

Наталья Мордюкова-Катаева:   
— Славе и Нонне, хотя у них вроде и творческий союз был, непросто было строить личную жизнь. И трудности были материальные, конечно. Потому что актер в театре получал копейки. Да и в кино – тоже... Ни квартиры, ни денег, голодно и холодно, маленький ребенок. Так еще творческие проблемы… Я все это знаю, потому что в 11 лет приехала в Москву с Кубани. Ели перловую кашу, пили в основном кипяток. Бывало, что Тихонов дрова воровал, чтобы комнату натопить, когда они с Нонной еще в общежитии жили. ВГИК они со Славой окончили, и из общежития их выставили — живите где хотите. Ночевали мы с Нонной то нелегально в общежитии, то у ее подруг. Днем сестра ходила хлопотать по поводу жилплощади. Я с грудным Вовочкой на улице сижу – это в августе было, пеленаю его, она – в министерство. А Слава в это время снимался в фильме «Мирные дни» в Одессе. Наконец однажды Нонна выскакивает от чиновника с какой-то бумажкой: «Наташка, нам с тобой комнату дали! Поехали на «Аэропорт». Кое-как добрались мы до «Аэропорта», нашли в бараке комнату, которую нам выделили. Девять метров, холодный пол, стекла в окне нет — разбито.

Откуда ни возьмись появились люди, притащили матрасы с синими казенными печатями, подушки, одеяла, две железные кровати, столик, электроплитку, окно застеклили... И Нонна говорит: «Наташка, какие мы с тобой счастливые, у нас своя хата есть.» И когда Слава приехал, вошел, смотрит и говорит: «Лауреату Сталинской премии могли бы дать и большую квартиру». «Слава, спасибо, что это дали». Нонна так расстроилась из-за его слов! Аж, бедная, заплакала. Такое время было, ничего не строили в 50-е годы. Она же чувствовала себя героиней – в Москве углы люди снимали, под лестницей ночевали, да и мы сами помыкались – а тут – свое жилье! Ждала, что похвалит ее. Она ж так старалась, в министерство бегала, унижалась. С ее характером это было трудно.

Инна Макарова:
— Так вышло у Нонны и Славика. Его маме Мордюкова не понравилась — «колхозница». И Слава ушел из дома, снял с Нонной угол в каком-то бараке, они стали жить. Поженились много позже, когда уже ребенок у них родился. Слава осознал, что у его сына официально нет отца, только когда к ним в барак пришла детский врач и спросила: «Где тут мальчик Мордюков?» Тут уж он потащил Нонку в загс... Она-то к этому времени уже не сильно замуж хотела — несовместимость у них со Славой обнаружилась, и физиологическая, и по характеру... Ей бы попеть да пошутить, а Тихонов требовал тишины.

Татьяна Калита, бывшая соседка семьи Мордюковых: 
— Я с Нонкиной младшей сестрой Натальей в параллельных классах училась. У них в комнате стояло штук пять железных кроватей, и когда я ходила к ним, любила скакать с одной на другую. Сама-то я с Нонкой не дружила – я еще в школу ходила, а она уже вовсю с морлётами гуляла. Это мы так морских летчиков называли, тут аэродром раньше был. Нонка вообще-то босячка была по своему складу. Подруга моей мамы, тетя Люба Кудряшова, сидела с Мордюковой за одной партой, а потом в Москву к ней ездила. 

Нонка тогда в общежитии со Славой Тихоновым жила. Так тетя Люба говорила: «Ох и оторва эта Нонка!». Как-то приехала, Нонка сбегала в кулинарию, купила котлет, хлеба в них намешала, абы мясом пахли – жили-то бедно, выживали за счет продуктов, которые Славкины родители из Павловского Посада передавали. Сидят, разговаривают, и тут заходит Славка: «Нонна, Володя описался». Их сын Вова тогда совсем маленький был. И Нонна как развернулась, как дала ему по лицу: «Не знаешь, что делать?». Вот она и тут такая была – смелая русская баба. Ей действительно нужно было вместо Быстрицкой сыграть казачку Аксинью.

Наталья Мордюкова-Катаева:
— Они были очень разными — Нонна со Славой, но мне кажется, все у них могло бы сложиться хорошо, помню, как они приезжали из театра веселые, с хохотом. Я засыпаю за перегородкой, а они шушукаются, вспоминая, как их загримировали так, что в массовке друг друга узнать не могли.

— А если вечером у Славы с Нонной не было спектакля, у нас собирались их друзья — Алла Ларионова с Колей Рыбниковым, Юра Боголюбов. Одно время они очень увлекались игрой в карты на деньги и до утра резались в покер. Дым стоял коромыслом, все курили жуткие сигареты без фильтра, и мы с Володенькой спали за фанеркой в дыму. Они-то потом могли весь день отсыпаться, у них только вечером спектакль или репетиция, а нам с Вовочкой нужно рано вставать, мне утром в школу. Потом с покером завязали. Как-то стали рассчитываться, и выяснилось, что Нонна со Славой проиграли все свои деньги, хоть ставка и была копеечная. «Славуль, — ахнула сестра, — так нам с тобой жрать будет нечего». — «Да, Ноннуль, давай-ка прекращать».

Нонна Мордюкова, 2007:   
— Мы разные люди: я — казачка, яркая, боевая, а он тихий павловопосадский мальчик. Как бы вам объяснить... В молодости Тихонов был какой-то, в хорошем смысле, неприспособленный к жизни. 

— А вы, наоборот, хозяйственная?
— Да какое хозяйство! Жили тяжко, копейки считали, перед зарплатой я ноги сбивала по этажам — искала, у кого одолжить червонец... Ну и кинулась выступать, когда эта лавочка открылась, в школах, в комсомольских организациях... Ни от чего не отказывалась, тем более что это было полезно для нашей страны в духовном плане. Платили немного — дадут четыре рубля и еще 20 копеек положат, но я эти гроши хотя бы домой приносила, а Вячеслав, как ему казалось тогда, свою чистоту оберегал. Он говорил мне, что получать деньги за искусство неэтично, не духовно. «Ладно, — думала я, — а как же быть, если завтра не на что будет хлеб покупать?». 

Поймите, я же не против кино, серьезных ролей, но, если их нет и закон позволяет, почему не выступить где-то от общества «Знание»? В этом я, наверное, больше на мужчину была похожа: ради своей семьи что есть мочи старалась, тянула воз, а Тихонов нет... Слава — человек нежный, хороший, даже, можно сказать, прекрасный, но у него был один недостаток — он меня не любил.... 

Легко сказать: первый мужчина, первая женщина, да только бывает, как я сейчас понимаю, что и четвертая, а такая хорошая семья сковывается... У нас же все было по правилам сделано, но... Не вышло, и никто в этом не виноват: друг другу не подходили, а сравнить было не с чем ни мне, ни ему... Он же всю жизнь молчал, как тот Штирлиц. Слава Штирлиц и есть, только в кино это человек-кремень, а в жизни — человек-природа. Любит собирать грибы, ромашки, копаться в земле, картошку сажать, разводить голубей... Часами мог сидеть за столом, покрытым клеенкой, и пить чай из самовара...

— В одном из недавних интервью вы сказали: «Сейчас как увижу Тихонова на экране, сердце замирает и останавливается»...
— (Возмущенно). Набрехали! Те, кто писали, и набрехали — я такого не говорила... 

— Сегодня, в день вашего рождения, Тихонов вас поздравил?
— Нет. 

— А вы ждали его звонка?
— Что вы — он ведь и раньше, когда еще вместе жили, не поздравлял. Уже солнце, помню, садится, день кончился, я стелю, а он... молчит. 

— Но почему?
— Такая у него натура... Есть люди, для которых второй человек менее важен, для них главное — свое «я». Конечно, в молодости обидно было. «Опять не поздравил», — думала, и слезы на постель кап-кап... 

Наталья Мордюкова-Катаева:   
— Конечно, помогали родители Ти­хонова, мы вчетвером часто по выходным гостили у них в Павловском Посаде. Вскоре Слава с Нонной получили проходную комнату в бывшей квартире Пудовкина.

Четырнадцать метров с паркетом и телефоном в коридоре. Десять лет мимо нас ходила другая семья! Нонна ездила с утра на репетицию, я сидела с Вовочкой, а потом бежала в школу, во вторую смену. Какое-то время я с Вовочкой жила у родителей Славы в Павловском Посаде, там и школу окончила. Потому что не справлялась уже одна с племянником: у меня в старших классах уроки заканчивались поздно, Нонне нужно в театр, и с Вовочкой посидеть некому. Вот сестра и сказала мужу: «Слава, давай сына к твоим родителям отправим, ну невозможно постоянно отпрашиваться с репетиции, меня скоро из театра выгонят!». Помню, как они тогда были счастливы! Слава с Нонной вечно на съемках, и я с маленьким Володей оставалась со Славиными родителями — Василием Романовичем и Валентиной Вячеславовной. Они не только внука, но и меня полюбили, как родную. Особенно Василий Романович — он был человеком эмоциональным, а Валентина Вячеславовна — очень сдержанным. Она даже отчитывала нас только шепотом, чтобы соседи не услышали. Слава характером был в нее — суховатый. Возможно, из-за этого-то Нонна с ним в конце концов и не ужилась — заскучала... 

Людмила Мордюкова, сестра Нонны Мордюковой:
— Со временем благодаря Нонне вся наша большая семья перебралась в Москву. Сначала мы с мамой просто приезжали к ним со Славой Тихоновым — они жили тогда на Пироговке в одной комнатке в коммуналке. И Слава, кстати, никогда не был против, чтобы мы у них останавливались. Он и сам приезжал с Нонной к нам в Ейск на каникулы. Тихонов такой был счастливый в эти дни! И очень румяный от свежего воздуха, от фруктов, от кубанского изобилия. В эти годы мы стали его настоящей семьей. Он же рос в Павловском Посаде единственным ребенком в семье за высоким забором. Мама его, Валентина Вячеславовна, была очень строгой, она никуда Славу не пускала. Ему хотелось играть с мальчишками, а она говорила: «Нельзя!» И вдруг у Тихонова появилась семья, мы на него вешаемся. Он с нами, детьми, и в казаки-разбойники мог поиграть, побегать — любил игры: и детские, и взрослые. 

Татьяна Мордюкова:   
— Вскоре я получила телеграмму от Нонны: «Танюша, приезжай в Павловский Посад». Там жили Славины родители и с ними семилетний Володя, за которым я присматривала. Дом Тихоновых с яблоневым садом и беседкой находился на окраине города, Славины родители занимали второй этаж, на первом проживали какие-то их родственники, с которыми они не общались. А через два дома жила семья пастуха, там было десять детей, с ними Володя и проводил все свободное время, а попросту — болтался на улице. Я ничего не могла с этим поделать, самой только исполнилось пятнадцать — какой из меня педагог? Лишь о том и заботилась, чтобы племянник вовремя поел. И хотя Славина мама работала в детском саду, ее методы воспитания вряд ли можно было назвать, скажем так, последовательными. К примеру, Нонна привезет апельсины, Вова возьмет один, почистит и собирается съесть, а бабушка внука строго останавливает: «Мы не знаем, где он рос, кто его вез, какие руки его держали». Но когда я жаловалась: «Валентина Вячеславовна, Володя матом ругается», она не делала ему замечаний. Кроме того, никогда не видела, чтобы бабушка читала Володе какую-нибудь книжку. В итоге к первому классу он не умел ни читать, ни писать. В школу Володя пошел в Москве. Мы с ним переехали к Нонне со Славой в их четырнадцатиметровую комнатушку, где мне определили за занавесочкой угол с кроватью. 

— Почти год я имела возможность наблюдать за отношениями Нонны и Славы, поэтому могу засвидетельствовать: они были очень теплыми. Ноннуля — так обращался к жене Тихонов. При посторонних целоваться тогда было не принято, но я не раз видела, как Нонна клала голову ему на плечо, нежно называя его Славуленькой. Единственное, что ему не нравилось, так это когда Нонна начинала распевать песни. Но и с этим он в конце концов смирился. 

Наталья Мордюкова-Катаева:   
— Нонна привезла голубое пальто из Казахстана для меня и припрятала. Хотела вручить мне так, чтобы Слава ноздри не раздувал: опять на свою родню все деньги потратила. Он-то лишнюю копейку откладывал, мечтал купить машину. И Нонка подговорила подругу Лору разыграть сцену. Та должна была привезти пальто и сказать, что купила его за смешные деньги у спекулянтки, а оно ей мало, а вот Наташке будет в самый раз. Нонна еще до появления подруги постаралась угодить мужу:

— Славуль, давай я тебе гречневой кашки с песочком положу?

Нонна играет, я же напряжена страшно, не актриса ведь, а должна сделать вид, что пальто в первый раз в жизни вижу. Но прошло все «на ура», как по нотам: «Лорка, паразитка, такое пальто за копейки?! Славуль, посмотри, как Наташке хорошо. Я возьму, а? Она ж у нас уже девушка на выданье...». Сыграно гениально. Не только Слава поверил в правдивость ситуации, даже я примеряла пальто в тот вечер как впервые. 

— Славу можно было понять: конечно, он уставал от того, что Нонна помогает своим пятерым братьям и сестрам. То десяточку сунет, то обновку купит. Кто- нибудь из Нонниных друзей или родственников постоянно квартировал у них: то я, то брат, то подруга с двумя собаками. У Славы был приемничек, он любил его приложить к уху и послушать — хочется же человеку иногда уединиться, побыть с самим собою. Но не было у него такой возможности.

Тихонов так Нонне однажды и сказал:
— Как же я устал от твоего колхоза.
— Этот колхоз меня вырастил и выучил, — ответила Нонна.  

Тихонова шумная манера поведения Нонны нередко раздражала.
— Неужели нельзя потише? — говорил он ей. — Не у всех нервы крепкие.
— Что ж я такая горластая! — иногда соглашалась она, но чаще пропускала его замечания мимо ушей.

Нонна Мордюкова:   
— Деньги я считать не умела и не умею. То этому поможешь, то тому... Засовываешь руку в сумку — а там последняя мятая ассигнация. И еще... Я ведь всю жизнь сама на себя зарабатывала — мужа богатого, начальственного у меня никогда не было. Мне за всю мою жизнь ни один мужчина никогда зарплату на стол не положил...

— А Вячеслав Тихонов? Во времена вашего супружества он ведь много снимался, был очень популярен.
— Мы с ним не успели дожить до больших денег, до внешней респектабельности. Меня после Ульяны Громовой, как я уже говорила, вообще долго не снимали, Тихонову повезло чуть больше — он уехал, помню, в экспедицию с фильмом «Звезды на крыльях», но денег актерских ему самому на еду еле хватало, ничего домой он не присылал. Сколько помню наше супружество — едва от зарплаты до зарплаты перебивались. Спали с ребенком в проходной комнате, через нас люди чужие десять лет ходили. Нет, тяжело, безденежно мы жили, когда разводились, и делить ничего не надо было. 

Наталья Мордюкова-Катаева:   
— Нонна умела поставить себя на место другого человека и посочувствовать. Как-то я заболела и Нонна пешком прошла всю Москву, тогда из-за праздничной демонстрации транспорт не ходил. Однажды студенты ВГИКа пригласили Тихонова и Мордюкову на встречу. Слава уперся и ни в какую не хотел ехать. 

«Славулечка, ты пойми, они такие же студенты, как мы были, им жрать нечего. Но наверняка какой-нибудь винегретик сделали, ждут нас, — убеждала его Нонна. — Если не приедем, обидим их». 

Чуть не на коленях умоляла его, в итоге поехала одна. Наверное, осадок от такого Славиного поведения в душе у сестры оставался. Нонна лучше знала жизнь, чем Тихонов. Он единственный сын, а нас шестеро. 

Николай Ларин, друг Аллы Ларионовой:   
— На праздники обычно приходила Нонна Мордюкова, почти всегда без Тихонова. Когда ее спрашивали, где муж, Нонна отвечала: «И не спрашивайте даже, я уже собралась, оделась, а он улегся на диван, лоб повязал полотенцем, чтобы морщины разгладить, и заявляет, что у него завтра съемка, поэтому он должен хорошо выглядеть». 

Стоило Мордюковой выпить, как она спрашивала: «Ребята, а хотите, расскажу, как я стала актрисой?» И из года в год повторяла один и тот же рассказ, как из деревни поехала поступать во ВГИК. Долго она никогда не засиживалась, расскажет свои байки и спрашивает: «Ну, кто меня пойдет провожать?». 

Людмила Мордюкова:
— Он очень занимался своей внешностью, смотрел на себя долго, любовался, потому что он все время сидел перед зеркалом. 

— Он простых людей не любил. Вот он всегда держал хорошую бутылочку коньяка: не дотрагивайся. Нонна уже знала, значит, он ждет либо Ростоцкого, либо Бондарчука. Он это все любил выставить, но это даже как бы на показ. А Нонна все последнее поставит на стол, вот такие мы, у нас такого нет, любого накормим, у нас нет запасов, все на стол. А он педант был в этом отношении. 

Нонна Мордюкова, 2007:   
— Слава все по-своему делал и всегда молча. Заболела я однажды тяжко, лежу, температура под 40, а он на футбол собрался, который больше хоккея любил. Зная, какой он страстный болельщик, говорю вроде бы невзначай: «Может, побудешь дома — как бы мне совсем худо не стало, а сын еще не скоро из школы вернется». Он молча встал, с силой встряхнул свою куртку так, что из нее пыль по квартире пошла, оделся и, ни слова не говоря, ушел... После матча вернулся домой весь запыхавшийся, подбежал к кровати, встал на колени, спросил: «Как ты?» — и стал нежно мой лоб трогать... В этом — весь он... 

— Приходилось терпеть, думала: я же жена. А как мама приедет, я ей жалуюсь: «Мама, я боюсь ночи. Как плохо быть замужем. Никогда больше не выйду замуж». Мама наставляет: «Славку не бросай. Бросишь — будешь век жить одна. Посмотри, какой он домашний». Но Тихонов чувствовал, как я к нему относилась, у него даже выходки нервные были.

Однажды я сказала: «Давай расстанемся». Он зажег спичку, провел пламенем по лезвию бритвы, вроде как продезинфицировал, и чиркнул бритвой себе по груди, появилась кровь. Я испугалась, начала рану промывать. Плакала: «Славочка, я тебя никогда в жизни не брошу». Обняла его за колени и решила не расставаться вовек.

Наталья Мордюкова-Катаева:   
— Она и о Славе заботилась хорошо. Он у нас всегда был ухоженный. Рубашки стирать отдавали в прачечную, а гладили дома на столе. Брюки отпаривали через тряпочку. Нонна ему даже носки гладила. Боже упаси, чтобы он пошел в мятой или в старой рубашке. Если одежда срок изжила, сестра возьмет да порвет.

И готовила она для него отдельно: Тихонов любил все есть иначе, чем мы.

Нонна Мордюкова, 2003:   
— И все сразу отступали?
— Нет, конечно. Многие по лицу били, показывая таким образом свою слабость.

— Как?
— Наотмашь! А что вы удивляетесь? Меня однажды и Тихонов ударил. Приревновал к кому-то. Говорит: "Ты на него смотрела!" Я: "Нет, не смотрела!" Он: "Замолчи!" И... Звон пощечины до сих пор стоит у меня в ушах. Но сдачи я никогда не давала. У мужиков же всегда так - слово за слово и одним местом по столу!

Наталья Мордюкова-Катаева:     
— А Слава с 50-х годов без конца снимался. И «Мирные дни», и «Мичман Панин», и «Оптимистическая трагедия». Он пользовался таким успехом! У нас дома был целый ящик писем от его поклонниц, под окнами плакали девушки. В Театре киноактера он играл в «Необыкновенном чуде». Мы Вовочку спать уложим, и Нонна мне: "Пойдем, Славку посмотрим". У него не было отбоя от поклонниц. Они и домой нам звонили, говорили гадости сестре. Нонна терпела, а потом сказала Тихонову:
— Ты их сдерживай, сделай что-нибудь!
— А что?
— Ну хоть как-то защитить меня можешь? Мужик ты или нет? 

 А что творилось, когда Слава с Нонной выходили из театра после спектакля! Тихонова окружали фанатки, ненавидевшие жену своего кумира, в ее адрес сыпались и оскорбления, и угрозы. Артистки из труппы тоже Нонне завидовали — такого мужа урвала! Как-то на спектакль пришел Сергей Герасимов, который, кстати, был одним из создателей Театра киноактера, увидел Нонну на сцене и решил оставить ей записку. Как уж он ее передавал, не знаю, только попала она в руки к Славе — «доброжелательниц» у сестры среди коллег всегда хватало. Что в той записке было, я так и не поняла, да только домой сестра вернулась с фингалом под глазом, еще и оправдывалась: «Не виновата я, сто лет этого Герасимова не видела, с чего ты взял, что мы с ним встречаемся?» А Славка насупленный сидел и молчал. Но его быстро отпустило.

— Но Слава все равно ее ревновал — не к Герасимову, так еще к кому-нибудь. Однажды Нонна собиралась на репетицию, села перед комодом, вынула кругленькое зеркальце. Пока красила ресницы, пудрилась, Слава терпел, но когда она достала губную помаду и стала выводить яркую линию, он подошел, отнял тюбик и швырнул его в открытое окно.

— Ты с ума сошел? Я ведь актриса! — вскричала Нонна.
— Тебе и так хорошо. Сотри!
— Не буду!
Из-за такой ерунды поссорились.
А мирились вечером, с моей помощью.

Маргарита Володина:
— Нонна Мордюкова, выяснив, что у меня с ее Тихоновым не было никакого романа, начала со мной общаться. Я знаю, что в юности, когда Вячеслав женился на Нонне, он ее прямо-таки боготворил. Нонна была атаманшей, к ней с первых фильмов пришел большой успех, она много снималась. Была такая крепкая, горящая, и от природы далеко не дура.

Режиссер Сергей Герасимов тоже был безумно в нее влюблен. Тихонову часто говорили: «Нонна вам не пара, она ведь простая, деревенская, а вы - такой изысканный». А он спокойно отвечал: «Знаете, иногда очень хочется вдохнуть запах народа». Тихонов был ею покорен. Он был моложе ее. 


 

Малика Джурабекова, вдова Бориса Бибикова:
— Что Борис Владимирович говорил о своих студентах?
— Любил Нонну Мордюкову, был удивлен, когда она вышла замуж за Тихонова. Считал, что они не подходят друг другу. О Тихонове он говорил всегда как о холодном человеке.

 Играф Йошка:
— В искусстве и в обычной жизни это были два разных человека. В быту — простая, общительная, смешливая. Я сразу обратил внимание, что она души не чает в сыне. Занималась им, отдыхать они вместе ездили. В ней не было заносчивости. Муж ее Вячеслав Тихонов - тот другой был совсем, самовлюбленный, высокомерный. С Тихоновым Нонна, конечно, натерпелась. Признавалась, что он ее не любил. Называла его бесчувственным сухарем, мол, «чаще всего видела только его спину». И все же у них рос сын. Они пытались сохранить семью. 

Ольга Соколова, сестра Вячеслава Тихонова:
— Я всегда удивлялась, как они не подходят друг другу. Нонна - душа нараспашку, Слава скрытный, не любит шумные компании. Нонна решит отметить новую роль, накроет шикарный стол, созовет гостей, а Слава вздыхает: «Нам бы вот пианино купить...» Родители Славы не сразу приняли невестку и внука первое время не принимали, Слава и Нонна таскали Володеньку с собой на съемки. Но вскоре бабушка с дедушкой полюбили внука и воспитывали его до седьмого класса. Когда Слава с женой приезжали в Посад, брали удочки и с сыном, босиком, Слава в брюках, завернутых до колен, шли рыбачить на Клязьму.

Брат и сам мне рассказывал, что Нонна позволяет мужчинам за ней ухаживать. На съемках «Молодой гвардии» за ней ухаживал Герасимов. И Слава об этом знал. Нонне не хватало тепла...

Помню, я раз спросила брата, дескать, не боится ли он, что их семья распадется. А он ответил: «Ольга, нас с Нонной не разобьешь! Мы столько с ней пережили!

Цитаты из книги Нонны Мордюковой:   
— Попали мы с сыночком как-то в больницу. У него диспепсия, то есть летний понос. Меня с ним тоже положили как кормящую мать. Муж пару раз приходил, и, помню, выставлю в окошко повыше личико сына: смотри, мол, какой букетик. А сынок в поддержку мамы улыбнется. Отец таял…

Думала, после больницы станет хвалить меня, больше любить… Но нет. Сухарь сухарем, молчун молчуном.

—  Опять иду ночью со станции по колдобинам. Угодила обеими ногами в яму, выкопанную для столба, провалилась. Извернулась, кулек с ребенком держу на вытянутой руке выше ямы. Положила я его на край, вылезла вся испачканная. Ничего не поделаешь: надо идти дальше. Однако впервые за долгое время заплакала, горько-горько… К приходу мужа слезы высохли, а иначе и быть не могло. Есть такие слова, которые не забываются: "Родила на свою, а не на мою голову, поняла?" Потом, правда, полюбил сыночка. 

— Потом дали нам комнату в коммуналке. Внимания ко мне у мужа от этого не прибавилось. Но куда денешься, раньше ведь считали: ребенок - это связь навек.

 Как-то разболелась я, крутилась на тахте, стонала в подушку. Муж с моей подругой играл в шахматы. Я старалась давить в себе боль, видя его назидательную спину. Он никогда не верил, что у меня что-то болит; смотрел всегда с иронией: дескать, тебя и дрыном не добьешь.

«А что, если стонать, легче становится?» - не повернув лица, спросил он.
«Зойка!закричала я не в силах терпеть.Скорей "Скорую"! Вызывай "Скорую"!»

 Подруга кинулась к телефону, а муж смотрел на меня с раздражением… Я поняла, что так и должно быть, не любил он меня никогда. И все же, как в палату поместили, думала, что он тут где-то, в больнице, переживает, бедный. Куда там! Не было его.

 Один раз только и пришел, но я не обижалась, привыкла…

К выписке из больницы передала мужу листок — список, что надо принести из одежды: ведь увезли меня на "Скорой" в одной ночной рубашке. Больные всегда глазеют: кто приехал забирать, в чем одета "на гражданке". Приехал он за мной на такси, но одежду не привез. Снял с себя болоньевый плащ и надел на меня. Зато алюминиевый двухлитровый бидон не забыл, чтоб на обратном пути колхозного молока купить на базаре,он без него жить не мог. Сам остался сидеть в такси, а мне протянул бидон как само собой разумеющееся. Утренняя прохлада прошлась по моему животу и голым ногам. К вечеру у меня поднялась температура 39,5. Я испугалась, позвонила в больницу.

Завидую тем женщинам, которые умеют напугать так, что все близкие сокрушаются из-за любого твоего недомогания, даже самого незначительного. Я же проморгалась, выпрямилась и вперед!

— Никогда ни от кого не ждала помощи ни в чем. Всегда досадовала на любопытство людей. Они не понимали, изумлялись, как это я живу без мужика и без "мерседеса". Никогда не придавала значения отсутствию чьей-нибудь заботы обо мне…

Муж мой за время нашей совместной жизни ни разу не ездил на подработки, считал, что это принижает духовное начало актера. Но потом для другой женщины и для другой семьи стал-таки ездить, и очень ретиво.

— Развивалась наша семейная жизнь коряво. Всегда в долгах как в шелках, еле перебивались от зарплаты до зарплаты… 

Гнездимся, суетимся, мебелишку переставляем для выгоды места. Муж давно смирился, только демонстративно поворачивался лицом к стене, когда земляки мои являлись и располагались на ночлег — кто гостевать, а кто поступать в институт. Старалась не видеть недовольства мужа. Виновата была, конечно, но отводила взор от безысходности. 

— Материально было тяжело. Крутились. Перед получкой аж пот проберет от беготни по этажам с надеждой занять денег. Бывало, заплачу и взмолюсь молодому неприспособленному мужу: ну сделай хоть что-нибудь, хоть какие-нибудь меры прими! Но он не знал, что делать. Все укорял: родила без моего согласия, теперь вертись. Однажды в отчаянии сунула руку в карман его пиджака, а там в паспорте десятка притаилась. Не посочувствовал моим слезам… 

— Радость моя сменилась на досаду: не хотелось мужу объяснять, почему без денег явилась. И откуда у парня в двадцать два года командирское начало? Это, пожалуй, единственный человек был, от которого я днем и ночью мечтала избавиться. Но как? Раньше нельзя было: ребенок, семья, что скажут в институте. Боже сохрани! Надо терпеть. А про маму и говорить нечего. Бывало, чует, что мне не живется с ним, начинает причитать: "Ой, дочка, не бросай его! Он домашний. Никогда семью не оставит. Смотри, как бы одной не пришлось жизнь коротать, а он – судьба твоя".

Так больше десяти лет просуществовали. Мама умерла – мы и разошлись, куда глаза глядят…

Развалилась моя "каретка". Вот только "золотник" остался при мне. С ним не пропадешь. Он главнее, чем муж и несуразная моя жизнь личная. Золотничок – это предназначение быть мне актрисой с пониманием и умением создавать свое искусство на интерес людям. 

— Что ж я так мотыляюсь, никому не нужная? Хоть и знала, что нет виновных, но душу жгла обида на мужа. Всех нянчить, за всех душой болеть, а стакан чаю еще никто не поднес. Никто и никогда… 

— Все им, им, ему, ему! Я и сейчас не могу взять лучший кусок: он даже не будет для меня вкусен, — или занять в транспорте более удобное место. Мне спокойнее, душе моей, если сяду на неудобное…

Шли годы. Уже в Доме кино актрисы сбрасывали с плеч меховые манто, блистали на фестивалях разных стран, а я вечно была к этому не готова.

Ну ничего, не в этом дело. Главное — играть, играть хорошо. Я и играла… и братьям и сестрам помогала.

Комментарий Тихонова о мемуарах Мордюковой, 2005:
— Я от вас узнаю, что Нонна что-то написала обо мне. 
— Там она не очень лестно о вас написала. 
— Это ее право. Ее личный взгляд на нашу с ней жизнь. Читать я всего этого не собираюсь!

Сын Владимир 

Первой супругой Владимира Тихонова стала однокурсница Наталья Варлей, с которой он познакомился с театральной училище им Б. Щукина. В браке у пары родился сын Василий. Злые языки судачили, будто настоящим отцом мальчика был Константин Райкин. Однако сама Наталья позже эти домыслы категорически отрицала.

Второй женой Владимира Тихонова стала артистка Московского балета на льду 18-летняя Наталия Егорова. С девушкой актер познакомился на гастролях в Челябинске и добивался ее почти год. В браке они прожили 15 лет, до самой смерти Тихонова. Однако их жизнь сложно было назвать полноценной семьей. Оба были слишком увлечены собой и своей жизнью, виделись редко. У пары родился сын, которого также назвали Владимир.

Владимир Тихонов еще в школьные годы связался с плохой компаний, пристрастился к алкоголю и наркотикам. Именно они в итоге и привели к печальной развязке, подорвав силы и здоровье молодого человека.

Владимир Тихонов перенес два инсульта. А летом 1990 года его не стало. Официальная причина – сердечная недостаточность. Владимиру было всего лишь 40 лет.

Нонна Мордюкова, 2003:
— Нонна Викторовна, а чем занимаются сейчас ваши внуки? Они тоже пошли по вашим стопам?
— Не знаю. Я с ними не общаюсь. Я всегда любила только сына. И у меня нет желания видеть своих невесток и внуков. Вот такой я нехороший человек! Официально у сына было две жены, и обе Наташи. В первую (Варлей) он влюбился после "Кавказской пленницы". Когда у них родился ребенок, она никого к нему не подпускала - заставляла марлевые повязки на лицо накручивать. Не сложилось у нас с ней сразу как-то... И мальчик на моего сына внешне мало похож - глаза какие-то вечно вспухшие, но пальцы и коленки Володины, да и ухо с трещинкой явно его...

Татьяна Мордюкова:
— Не хочется обвинять сестру в том, что она упустила Володю, уделяла ему мало внимания, в результате чего тот связался с дурной компанией и подсел на наркотики. Прежде, когда Нонна снималась, а Володя был мальчишкой, он находился под нашим присмотром, кто-то из сестер непременно с ним жил.

О том, что у сына серьезные проблемы, Нонна узнала, вернувшись со съемок «Комиссара». Приехала — а Володя в больнице. Накануне возвращения матери у него собралась компания, они что-то употребили, и Володя попытался спрыгнуть с балкона. Друзья перепугались, вызвали «скорую», и его отвезли в психиатрическую клинику. Пробыл он там всего пару дней: Нонна забрала сына домой под расписку.

Нонна обратилась за помощью к Тихонову, он положил Володю в наркологическую клинику. Но сыну там не помогли. В тот момент Нонна с Володей жили в одном доме на Селезневке, но на разных этажах. Хотя Володя был совсем взрослым, Нонна все равно обеспечивала его всем необходимым, перед отъездом до отказа забивала холодильник продуктами. Сам он толком не работал, почти не снимался. 

Нонна Мордюкова:   
— Оставила своего красивого душевного мальчика-подростка на чужую тетку, обеспечила разными „пряниками“ – и на четыре месяца в киноэкспедицию под Херсон. С картиной не ладилось… И в картине боль, и сына вспоминать было тяжело.

Не ехала я к нему. Ну что стоило вырваться на два дня? Думала, как-нибудь доведу до конца съемки, а там и радость моя – сын… Вернулась – он в больнице, веселый и виноватый. Признался, что Сашка Берлога принес пиво и „колеса“. Пылко заверил меня, что больше это не повторится. Я хотела поверить – и поверила…» 

Наталья Мордюкова-Катаева:    
— Когда сын Мордюковой и Тихонова - актер Владимир Тихонов - пристрастился к наркотикам, - они эту беду переживали вместе или по отдельности?
— По отдельности. Нонна не любила об этом говорить. Но однажды в своем дневнике записала, как они со Славой встретились в реанимации, куда привезли Володю: "Выплакаться на его плече я не имела права, так как мы давно не жили вместе, да и в болезни сына он винил меня.."

Я вместе с Нонной провела все ее последние годы, мы жили в одной квартире. Выносить ее плач по утрам было невыносимо. У меня сердце разрывалось. Когда она болела, вдруг вспомнит: "А Володьку зови обедать". Я ей обед подношу и говорю: "Нонна, Володя же умер". - «Ах, да, ведь он же умер». Она все время думала, что он где-то за стенкой, рядом. Володя был ее самый любимый человек... 

— Нонна с Володей придумали девиз: «Ты мой, а я твоя». Она его маленького всего зацелует, хохочут, заливаются, у них общая жизнь. А от Славы я особого тепла к ребенку не замечала. Может, потому, что пока Володька рос, он редко бывал дома. Может, хотел Нонну проучить.

«Взялась воспитывать, вот и давай», — сказал он ей однажды по телефону, когда выяснилось, что Володя принимает наркотики, и Нонна обратилась к нему за помощью. Из больницы Володя писал: «Мама, еще не все потеряно и не такой уж я преступник и закоренелый пьяница, чтобы не осталось в твоей душе места для прощения. Последний раз поверь мне. Больше понять меня некому. Ведь ты знаешь, что Егоровой больше нет, а отцу не до меня... Если не ты, то кто?»

— Нонна прожила бы, наверное, гораздо дольше, если бы не страшное несчастье, которое ее надорвало. Погиб сын. От наркотиков. Нонна боролась за него несколько лет, съехалась с ним, пыталась его лечить, продлила его жизнь на столько, на сколько смогла.  Тринадцать раз меняла квартиры: как только у Володи начинались проблемы, съезжалась с ним, а подлечив сына, снова с ним разъезжалась. И Володя опять возвращался к жене, фигуристке Наталье Егоровой. 

Когда Володи не стало, Нонна выла как волчица. Памятник сыну поставил Тихонов, потому что у Нонны совсем денег не было. Сестра была Славе так благодарна, дня не проходило, чтобы она его не вспомнила.  

— Володя был очень хорошим, умненьким парнем. По характеру больше похож на Славу — такой же эстет. Но с Нонной они друг друга понимали удивительно! Вечно хохотали над чем-то вдвоем… «На меня будто колесо паровозное встало», — говорила Нонна после трагедии. Но она была такой сильной, что даже это колесо ее не раздавило. Сестра до конца интересовалась окружающей жизнью. 

Владимир Тихонов и Наталья Егорова

Нонна Мордюкова:
— Что только не делала для Володиного спасения! Тихонову, мужу бывшему, звонила, помощи просила, а тот лишь отмахивался: сын в тебя пошел, сама с ним и разбирайся. После развода он меня возненавидел, Володей почти не занимался, видел его всего несколько раз. А я билась. Только поздно: никакими квартирами, разъездами-переездами этого не исправишь, слишком запущенной оказалась болезнь. Помню, однажды позвонили со станции "Скорой помощи": "Подобрали вашего сына. Приезжайте". Я подхватилась и помчалась по улице Горького, дороги не разбирая. Каблук туфли застрял в решетке, которыми деревья огораживают, побежала дальше босая... 

Инна Макарова:    
— Я всего один раз в жизни видела, как Нонна плакала, - это было, когда не стало Володи. Он был для нее всем. Она рыдала так, что казалось, мир провалится от ее материнского горя. У меня до сих пор сердце разрывается, как вспомню. Мы ведь с ней вместе играли в «Русском поле», где по сценарию она как раз хоронит сына, которого и играл ее Володя.

 Наталья Гвоздикова:
— Нонна Викторовна переживала, что не сложились ее отношения и с невестками — Наташей Варлей и Наташей Егоровой, что не видится с внуками. Не хочу повторять ее слова о Варлей. Зачем делать Наташе больно? Ведь сказано это было в сердцах. Но уж так случилось, что кто-то из «доброжелателей» внушил Мордюковой, что Варлей не была Володе верна, тем самым заронив сомнение в том, что внук Вася — Володин сын. 

Анна Тихонова, дочь Вячеслава Тихонова от второго брака:   
— Отец очень переживал потерю Володи, но молчал, прятал эмоции. И потом не говорил со мной о брате. После его смерти эта тема у нас в семье была закрыта навсегда. Только однажды папа обронил: «Человек он был хороший, очень добрый и порядочный». 

Леонид Павлючик, журналист, кинокритик:     
— Тихонов не распространялся на тему взаимоотношений с Нонной Мордюковой, что и понятно – он был женат, у него была дочь. К тому же отвечать на все обвинения Нонны Викторовны ему было сложно. Ведь она обвинила его в том, что он виноват в смерти их сына. По версии Нонны Мордюковой, их сын Владимир подсел на наркотики, когда плавал на теплоходе вместе со своим отцом, и отец не углядел за ним. Не думаю, что в этом виноват Вячеслав Тихонов, но обвинения такие имели место быть.

Источники: Нонна Мордюкова «Записки актрисы», «Не плачь, казачка», Наталья Тендора Биография Вячеслава Тихонова, Федор Раззаков Богини советского кино, 7 Дней, YouTube, Экпресс-газета, Комсомольская правда и другие 

Продолжение