Принцесса Диана: танцы с опасностью

Если ваша прекрасная тридцатишестилетняя мать погибает в автокатастрофе и ее оплакивает — даже канонизирует — весь мир, безупречный образ застывает, стирая все остальное. Пятнадцатилетний Уильям и двенадцатилетний Гарри верили — и продолжают верить, — что их мать была замучена папарацци.

То, что Диану преследовали, неоспоримо. Но в ее последней поездке в Париже было много фатальных факторов. Вдохновленный известностью Дианы, ее беспомощный любовник Доди Файед, не привыкший находиться в эпицентре бури знаменитостей, был чрезмерно возбужден азартом погони. Это был выбор Дианы, а не дворца – отказаться от круглосуточной охраны Скотленд-Ярда. В ходе расследования смерти Дианы в 2008 году бывший комиссар полиции лорд Кондон показал, что в декабре 1993 года, когда Диана отказалась от дальнейшей защиты со стороны полиции, и в течение следующих двух лет с принцессой и ее личным кабинетом постоянно проводились встречи, чтобы попытаться убедить ее пересмотреть это решение. Но Диана была непреклонна и говорила, что ей не нужна защита. Она считала, что офицеры шпионят за ней и мешают ее личной жизни.

Тревор Рис-Джонс, телохранитель, работавший на отца Доди и ехавший с ними в машине, не убедился, что самая известная женщина в мире пристегнута ремнем безопасности. В тот вечер главным было не его слово, а слово Анри Поля, водителя, который почти одиннадцать лет был на побегушках у Файедов. Ни один офицер королевской охраны не позволил бы принцессе Уэльской сесть в машину с таким водителем, как Пол, который никогда не имел права на частное управление лимузином и к тому же оказался пьяным. У Рис-Джонса не было власти противостоять настойчивым требованиям Доди, чтобы за руль сел Пол, или помешать Полу отпускать безрассудные насмешки в адрес папарацци: «Не пытайтесь преследовать нас! Вы нас не догоните!» В результате Поль выжал педаль газа, помчался к квартире Доди на улице Арсена Уссе и въехал в туннель Альма.

Офицеры и водители королевской охраны Дианы часто выступали в качестве неофициальных посредников с фотографами, чтобы договориться о более безопасном освещении их знаменитой подопечной.

«Очень трагично говорить об этом, — сказал мне Марк Сондерс, размышляя, — но если бы Кен Уорф или Колин Теббут были с Дианой в ночь ее смерти, этого бы не случилось. Они бы поговорили с прессой и предотвратили погоню».

В сердцах и умах двух юных принцев охота папарацци на их мать приобрела масштабы мифа, особенно с Гарри. 

Почти так же трудно было пережить посмертное идолопоклонство Святой Дианы. Гарри признал этот диссонанс в интервью для документального фильма Ника Кента.

«Это было очень, очень странно после ее смерти — проявление любви и эмоций от стольких людей, которые даже никогда не встречались с ней, — размышлял он. — Мы с Уильямом гуляли здесь по саду Кенсингтонского дворца, и море цветов простиралось от ворот дворца до Кенсингтон-Хай-стрит. И я подумал про себя: как так получилось, что так много людей, которые никогда не встречали эту женщину, мою мать, могут плакать и проявлять больше эмоций, чем я на самом деле чувствую?»

Через год после ее смерти принцы выступили с неожиданным совместным заявлением, в котором говорилось, что «общественное сочувствие и поддержка, которые им были оказаны, их чрезвычайно утешили». Но они настаивали на том, что пришло время перестать горевать. «Они считают, что их мать теперь хотела бы, чтобы люди двигались дальше, — сказала пресс-секретарь их отца Сэнди Хенни. — Потому что она понимала, что постоянные напоминания о ее смерти не могут причинить ничего, кроме боли тем, кого она оставила. Поэтому они очень надеются, что их матери и ее памяти теперь наконец будет позволено упокоиться с миром».

Это была напрасная мольба. Ее сыновьям никогда не позволяли забыть об этом: постоянный барабанный бой скандалов, теорий заговора, книг, фильмов и судебных исков гарантировал, что их рана никогда не сможет зажить. Предательство Баррелла было особенно жестоким. Двадцатиоднолетний Уильям и девятнадцатилетний Гарри были настолько ошеломлены тем, что якобы преданный дворецкий продал их мать, что они выступили с еще одним совместным заявлением:

«Мы не можем поверить, что Пол, которому было доверено так много, мог злоупотребить своим положением таким холодным и неприкрытым предательством. Это было очень болезненно не только для нас двоих, но и для всех остальных пострадавших, и это огорчило бы нашу мать, если бы она была жива сегодня».

Юбилеи были особенно мучительными. В десятую годовщину в 2007 году Уильям попросил своего личного секретаря Джейми Лоутера-Пинкертона — безуспешно — сделать все возможное, чтобы остановить показ документального фильма Channel 4, демонстрирующего фотографии места автокатастрофы в Париже. Лоутер-Пинкертон написал Channel 4:

Эти фотографии, несмотря на то, что на них не показаны черты лица принцессы, пропитаны атмосферой и трагизмом последних мгновений ее жизни. Они вызовут у принцев острое огорчение, если будут показаны публике... [Как они сказали в своем заявлении в прошлом году, после первой публикации фотографий в итальянском журнале], «…Мы чувствуем, что, как ее сыновья, мы бы не выполнили свой долг перед ней сейчас, если бы не защитили ее — как она однажды сделала с нами.

Защитила ли их Диана? Это не те дебаты, в которых хотел участвовать Уильям и Гарри.

На самом деле история была сложнее. Как мы видели, Диана снова и снова выбирала вторжение в свою личную жизнь, часто просто капризно желая вызвать ревность у мужчин в ее жизни. Самым незабываемым “украденным” снимком с последнего судьбоносного отпуска Дианы стал знаменитый снимок “поцелуя”, на котором она в объятьях с обнаженным по пояс Доди у берегов Корсики. Именно она дала наводку итальянскому кинорежиссеру Марио Бренне — отправить язвительное послание нынешней любви всей ее жизни Хаснату Хану.

Николас Колридж, бывший президент Condé Nast International, рассказывает в своих мемуарах историю о том, как он пригласил Диану на обед в зале заседаний в штаб-квартире Condé Nast в 1996 году. Накануне в Mirror появилась фотография принцессы, загорающей топлесс, что вызвало скандал по поводу вторжения в частную жизнь. Колридж ожидал, что принцесса отменит мероприятие, но она подтвердила свое присутствие, попросив, чтобы не было огласки. В середине конфиденциального обеда она сказала:

«Николас, можно тебя кое о чем спросить? Пожалуйста, будь правдив. Ты видел мою фотографию в Daily Mirror? Топлесс.

«Гм, Ваше Королевское Высочество, да, мы получаем все газеты в моем кабинете. Кажется, я взглянул на него… не то чтобы он был очень четким».

«Уильям позвонил мне из Итона. Бедный мальчик, ему всего четырнадцать. Он был расстроен. Он сказал, что другие мальчики дразнили его, говоря, что у меня слишком маленькие груди».

Она держалась за мой локоть. «Николас, пожалуйста, будь откровенен, я хочу знать твою истинную точку зрения. Тебе не кажется, что у меня слишком маленькая грудь?»

Я стал задыхаться, мне нужен был кислород. Я покраснел, как мундир гвардейца. Я заикался: «Э-э, Ваше Королевское Высочество, насколько я могу видеть под вашим костюмом, они кажутся мне, гм… идеальными. Я бы не беспокоился».

«Спасибо, Николас. Я знала, что ты скажешь мне правду. Спасибо, теперь мне лучше».

После обеда Колридж проводил ее до машины возле Vogue House, где ее окружили папарацци, сделавшие тысячи снимков.

После этого Колридж позвонил своему другу из газеты, чтобы узнать, кто слил информацию о ее визите. Тот перезвонил через пять минут. Он сказал ему: «Я только что разговаривал с нашей фотостудией. Диана позвонила сама из машины по пути на обед. Она часто подсказывает им, где она будет».

Это была классическая, настоящая Диана — хитрая, соблазнительная, ведущая двойную игру.

Магнат беспроводных телефонов Гулу Лалвани сказал мне, что в течение четырех месяцев их отношений в июне 1997 года они всегда тайно обедали у него дома или в Кенсингтонском дворце. Однажды вечером она предложила вместо этого поужинать в баре «Гарри», а потом потанцевать там или в «Аннабель». Несмотря на то, что никто не знал об их плане, папарацци ждали у дверей, когда они выходили из ночного клуба. Лалвани сказал мне: «Позвонил ли им бар «Гарри» или она предупредила их, я не знаю». (Я думаю, мы знаем...) Теперь он понимает, что она использовала его, чтобы возбудить истинный объект своей привязанности, Хаснат Хана. Фотографии Гулу и Дианы появились на следующий день.

Еще более тревожной оказалась правда, стоящая за явным предательством Хьюитта, когда он сотрудничал с автором книги «Откровение» Пастернак. Как и все, что было связано с Дианой, оказалось чревато последствиями. Диана была возмущена. «Он продал меня! — визжала она Симоне Симмонс. — Мужчины не должны поступать так с женщинами. Надеюсь, его член сморщится!»

Хьюитт дорого заплатил за предательство, как и автор. Таблоиды навсегда заклеймили его как «любовную крысу», а Пастернак критиковали за продажу сентиментальных фантазий. (Адвокат Хьюитта Марк Стивенс чувствовал себя обязанным сообщить ему, что Закон о государственной измене 1351 года предусматривает, что секс с женой очевидного наследника является преступлением и карается смертной казнью. «Я видел, как дрогнул его кадык, — сказал мне Стивенс. — Он покраснел с головы до ног»).

Пирс Морган облачил репортера Mirror в рыцарские доспехи, нанял белого коня и ворвался в дом Хьюитта, чтобы встретиться с ним лицом к лицу по обвинению в государственной измене.

Читайте также: Джеймс Хьюитт прятался на чердаке, опасаясь казни за связь с Дианой

Однако в 2019 году Пастернак сделала поразительное заявление в Daily Mail о том, что Диана поощряла и даже призывала Хьюитта сотрудничать в написании книги «Влюбленная принцесса». «Он сказал мне, что Диана обеспокоена тем, что вторая книга Эндрю Мортона, которая должна выйти этой осенью и на которую не могла повлиять, разоблачит их отношения в нелестных выражениях», — писала Пастернак. «Она волновалась и хотела контроля. Она была непреклонна в том, что если их роман будет представлен в книге как настоящая история любви, мир не осудит пару, а поймет, почему они сошлись». В 2021 году Пастернак сказала мне, что она и Хьюитт «встретились на полпути между Девоном и Лондоном в поле, и он сказал: «Диана хочет, чтобы история была рассказана, но с двумя условиями. Во-первых, она должна выйти раньше второй книги Мортона, а во-вторых, это должна быть история любви». Пастернак говорит, что, чтобы угодить ей, она написала ее за пять недель.

Как только «Влюбленная принцесса» была опубликована, Диана тут же обвинила Хьюитта и Пастернак. Одурманенный до конца, ее игрушечный солдатик так и не рассказал, что он выполнял ее приказ. И никак не прокомментировал разоблачение Пастернак.

Трудно понять, как такая преданная мать, как Диана, решила в 1995 году, через год после выхода книги Хьюитта, снова заговорить о своем романе с ним в интервью с Мартином Баширом. Она знала, как расстроены были ее мальчики из-за того, что их отец перед камерой признался в неверности в документальном фильме Димблби, и как по-настоящему огорчены они были, когда вышел фильм «Влюбленная принцесса». Мне сказали, что Диана решила рассказать о Хьюитте, потому что он был единственным из ее бывших любовников, кто не был женат. Едва ли она могла рассказать правду о своем романе с элегантным арт-дилером Оливером Хоаром, чья жена так устала от того, что Диана сидела возле их дома в своей машине, звонила по ночам и вешала трубку, что миссис Хоар сообщила о них в полицию. В общем, пока пресса упивалась этими инцидентами, Диана — с некоторой помощью Чарльза — провела своих любимых мальчиков через изрядное количество душераздирающего эмоционального ада.

Когда лорд Дайсон, один из самых высокопоставленных судей в отставке в Англии, опубликовал свой отчет за 2021 год, в котором разоблачалось сокрытие ВВС обмана Башира в обеспечении его интервью с Дианой, это, по крайней мере, дало двум принцам некоторое объяснение того, почему она сделала это. Уильям выступил с яростной речью. «Я считаю, что лживый способ получения интервью существенно повлиял на то, что сказала моя мать, — сказал он миру. — Интервью стало важным вкладом в ухудшение отношений моих родителей и с тех пор причинило боль огромному количеству других людей. Неописуемую грусть вызывает осознание того, что неудачи ВВС в значительной степени способствовали ее страху, паранойе и изоляции, которые я помню с тех последних лет с ней».

Слова «неописуемая грусть» могут только намекнуть на личные испытания ее сыновей, но они не описывают полную картину. Я не поддерживаю широко распространенное ныне мнение о том, что Диана была уязвимой жертвой манипуляций со стороны СМИ, простой марионеткой, которой манипулировали злые силы, неподвластные ей. Сильно сочувствуя боли ее сыновей, я считаю оскорбительным представлять хитрую, находчивую Диану как женщину без воли, либо как глупого, одураченного ребенка, либо как несчастную жертву злобных сборщиков мусора.

Когда Анна Винтур из Vogue и я, как редактор The New Yorker, обедали с Дианой на Манхэттене в июле 1997 года — за шесть недель до ее смерти — я была поражена тем, как уверенно и умело она обхаживала нас. Диана всегда была красивее вживую, чем на фотографиях — огромные прозрачные голубые глаза, кожа, как пресноводная жемчужина, рост супермодели, который был еще более внушительным в трехдюймовых Manolo. Она рассказала нам свою историю одиночества и боли от рук Чарльза с непреодолимой душевной близостью, которая затянула нас, а затем переключилась на поразительно изощренное видение того, как она планировала использовать свою известность для дела, которое ей было небезразлично. В тот день меня поразила ясность ее видения того, что теперь можно было бы назвать «сделкой с широким медиа-контентом» — каждые два года фильм, который будет являться центральным элементом отдельной гуманитарной кампании. Сначала, по ее словам, она привлечет внимание к проблеме, затем создаст документальный фильм в партнерстве с одним из телеканалов и, в конечном итоге, создаст структуру, которая будет поддерживать ее участие в этом деле. Проблема, с которой она хотела начать, была неграмотность. Диана всегда была на шаг впереди. Ее план очень похож на то, что сегодня пытаются реализовать Меган и Гарри в своих развлекательных сделках, но с одним центральным отличием: он был лучше продуман.

Нет сомнения, что жалкий Мартин Башир успешно эксплуатировал одинокое недоверие Дианы ко всему окружающему. Но принцесса была полностью замешана — и, как сказал мне Гулу Лалвани, довольна всем, что она сказала в Панораме: "Я рада, что сделала это, я знаю, что семье это не понравилось, но я рада", — сказала она ему. Она даже заимствовала такие строки, как «Нас было трое в этом браке», у своего друга-писателя Клайва Джеймса.

«Она шла по натянутому канату в своих отношениях с прессой, — сказал мне Сондерс. — Это не у прессы был роман с Джеймсом Хьюиттом. Это не пресса завела роман с Оливером Хоаром и сидела возле его дома посреди ночи….Она была нормальным человеком со своими чувствами и эмоциями. Но она также была самой известной женщиной в мире, и она делала вещи, которые вызывали у другой стороны желание сфотографировать ее».

В то время все самые безумные решения Дианы имели для нее смысл. В своей раненой ярости она потеряла всякое ощущение влияния своих действий. Через несколько недель после интервью, когда пожар поглотил всех, кого она любила и ненавидела, упрямый Марк Сондерс описывает жуткий инцидент, когда принцесса мчалась впереди него по шоссе из Лондона. Его жертва хорошо знала машину Сондерса, и он видел, как она смотрит на него в зеркало заднего вида:

«Она указала налево и свернула на среднюю полосу, значительно сбавив скорость и вынудив меня проехать, а затем, в момент безумия… она внезапно увеличила скорость и рванула обратно на обгонную полосу, оказавшись прямо позади меня. Мы ехали со скоростью 90 миль в час, когда я почувствовал, как бампер Дианы коснулся задней части моей машины. Если бы я сбавил скорость или затормозил в тот момент, в мире больше не было бы принцессы Уэльской».

Написав эти слова в 1995 году, Сондерс понятия не имел, что они предвещали. Не уговаривала ли Диана Анри Поля в той последней трагической погоне в туннеле Альма устроить преследующим их папарацци незабываемую поездку в их жизни?

Было бы неразумно просить Уильяма и Гарри простить папарацци, которые направили свои камеры на их умирающую мать в парижском туннеле, голодный щелчок жалюзи их камер был последним звуком, который она услышит в своей жизни. Или забыть, как часто в их присутствии тот или иной из этой разбойничьей шайки заставлял ее плакать. Или признать, что, несмотря на то, что ее собственные сыновья были среди “бесчисленного множества других”, которым причинила боль передача Башира, у нее были проницательные прагматические причины для проведения интервью. Камера была роковой привлекательностью Дианы и ее самым мощным оружием — источником такой силы ценой такой боли. Она всегда играла с такими шансами.