Уильям и Гарри: жертвы холодной войны между родителями

С самого раннего детства юные принцы были побочными жертвами холодной войны между их родителями, которая на их глазах в любой момент могла стать горячей. Двухлетняя разница в возрасте между ними сыграла решающую роль в формировании их самобытного мировоззрения и, в равной степени, в формировании их представлений о своей матери. Принц Гарри больше боготворил Диану и меньше ее понимал. Он навсегда останется ее малышом, шалопаем, который был «тупым» на уроках и «непослушным, как и я». Его эмоции, как и ее, всегда кипели на поверхности.

 

Уильям больше понимал Диану, но меньше идеализировал ее. Он был посвящен в ее бурную личную жизнь. Он знал, что таблоиды превратили ее жизнь в ад, но он также знал, что она вступила с ними в сговор. В раннем подростковом возрасте он был самым доверенным лицом своей матери. Она называла его «мой маленький мудрый старичок». «Он был настолько благоразумен, что заставлял всех нас устыдиться», — вспоминает Симона Симмонс, экстрасенс Дианы. «Он никогда не был обычным подростком и всегда казался намного старше своих лет… В немалой степени это было связано с тем, что [Диана] была с ним настолько откровенна». Жаль, что она не прислушалась к его совету. «Мамочка, [Башир] нехороший человек», — предупреждал Уильям, и это значило, что его чутье было лучше, чем ее.

 

Как и многие женщины, чьи отношения с мужьями разладились, Диана использовала своего старшего сына и как дублера, и как буфер, беря его с собой на встречи с журналистами. Пирс Морган описывает в своем дневнике поразительно показательный обед с Дианой и тринадцатилетним Уильямом в Кенсингтонском дворце в 1996 году, на котором, по его словам, принцесса позволила ему спросить «буквально все, что угодно». Уильям, казалось, был в курсе всех бульварных слухов о ее любовниках.

«Он явно в курсе большей части ее причудливого мира и, в частности, различных мужчин, которые время от времени в нем появляются», — отметил удивленный Морган.

 

Последнее романтическое приключение Дианы было с крепким красавчиком Уиллом Карлингом, капитаном сборной Англии по регби, с которым она познакомилась в 1995 году, работая в тренажерном зале Chelsea Harbour Club. Уильям боготворил Карлинга и несколько раз видел его с Дианой. Когда Карлинг пришел на романтическое свидание в Кенсингтонский дворец, он подарил обоим мальчикам футболки для регби. Неясно, когда Уильям понял, что его герой был любовником его матери. Жена Карлинга, телеведущая Джулия Карлинг, окончательно просветила его — и всех остальных — когда развелась со своим мужем, дав понять, что принцесса была по крайней мере одной из причин. «Это случалось с [Дианой] раньше, — сказала Джулия репортеру. — Вы надеетесь, что она больше не будет этого делать, но, очевидно, она это делает».

Диана была в ярости из-за комментариев миссис Карлинг. «Эта женщина выжимает из себя все, чего она стоит, — сказала она Моргану за ланчем. «Честно говоря, я не видела Уилла [Карлинга] с июня 1995 года». Уильям вмешался: «Я храню фотографию Джулии Карлинг на своей мишени для дартса в Итоне».

Этот диалог многое говорит о динамике отношений между матерью и сыном. То, что Диана взяла будущего наследника престола на встречу с одним из самых безрассудных мучителей королевской семьи и свободно заговорила с ним о случайном романе, было, на первый взгляд, удивительным. (Попробуйте представить жену Уильяма, герцогиню Кембриджскую, и принца-подростка Джорджа, делающих то же самое сегодня). Уильям уже понимал, что его статус дает ему преимущество даже перед ней. Как отмечает Морган, он не только привык слышать о ее любовниках, но и нашел способ справляться с этим еще в школе. Прикрепление изображения Джулии Карлинг к мишени для дартс было жестом верности его матери.

Уильям рано научился скрывать свои эмоции. Он был более чувствителен, чем предполагала его бравада. Он всегда ненавидел возвращаться в Ладгроув в начале семестра. Он сильно плакал, следуя за своим отцом вокруг цветочных клумб и сараев для горшков в Хайгроуве, пока Чарльз пытался успокоить его рассказами о том, как раньше он сам боялся возвращаться. Чарльз сказал одному из сотрудников, что жизнь Уильяма усложнялась из-за того, кем он был.

Он мог бы добавить, что дома тоже было очень трудно. Было ли это совпадением, что в преддверии публикации книги Эндрю Мортона, когда напряжение между их родителями можно было разрезать ножом, десятилетний Уильям был так несчастен в Ладгроуве, что Диане пришлось приехать к нему с Гарри, чтобы утешить его. В начале следующего года были опубликованы записи Камиллагейта, и страшно представить, какие насмешки над своим отцом, связанные с Тампаксом, пережил Уильям. На какое-то время после этого он стал хуже учиться. 

Уильям и Гарри сильно переживали. Их родители обожали их и ненавидели друг друга. По выходным дома Уильям пытался вести неестественную беседу за обеденным столом в Хайгроуве сквозь каменное молчание родителей. Диана плакала горькими слезами на глазах у мальчиков. После одного враждебного обмена репликами Диана убежала наверх, а Уильям последовал за ней наверх и сунул салфетки под дверь ее ванной, сказав: «Я ненавижу видеть тебя грустной». Гарри, со своей стороны, бил отца кулаками по ногам, крича: «Я ненавижу тебя, я ненавижу тебя, ты заставляешь маму плакать!»

Тем не менее, собственное отношение мальчиков к Чарльзу было добрым. Когда он приземлялся на вертолете в Хайгроув в пятницу днем, он кружил их в воздухе, а два его джек-рассел-терьера, Тигра и Ру, тявкали у его ног. Мальчикам нравились их вылазки на охоту или наблюдение за тем, как он играет в поло. Их с Чарльзом по-настоящему связывала любовь к сельской жизни. Ни один из них не испытывал брезгливости по поводу пойманных Тигрой кроликов или ловушек на сорок, в которых они находили раненых птиц. Гарри особенно нравилось держать отца за руку, когда тот показывал ему сад. «Гарри любит животных и растения, — заметил Чарльз. — Я рассказываю ему все о них и о том, что у них тоже есть чувства». Такие нежные сцены были чужды переживаниям Дианы по отношению к Чарльзу. Мать, которую они обожали, видела в своем муже врага общества номер один — бессердечного, холодного и вероломного.

Война между Чарльзом и Дианой разорвала семью на части. Мальчики могли видеть гнев и обиду своего отца, когда Диана уводила их от него наверх на выходные, но было так весело прижиматься к ней на диване и смотреть видео с мистером Бином. Рождество в Сандрингеме было особенно мрачным из-за отсутствия их матери на вечерних сборищах королевы. Диана стала заказывать ужин на подносе и плакать в своей комнате.

Самым тревожным для мальчиков было то, что в течение многих лет они понятия не имели, что беспокоит их мать. Все, что они знали, исходило из намеков и шепота, хлопанья дверей и приглушенных слез, а также звуков рвоты в ванной Дианы, пока она не появлялась раскрасневшаяся и успокоенная. Они еще не знали о непоколебимом присутствии за кулисами миссис Паркер Боулз, которая не давала покоя душе Дианы. Мальчики не знали, что после того, как они возвращались в школу в воскресенье вечером, а Диана отправлялась в Лондон, их отец после раннего ужина распускал прислугу, просматривал воскресные вечерние телешоу в Radio Times — шоу, которые он не собирался смотреть, — и брал напрокат машину шеф-повара, чтобы подъехать инкогнито к дому своей любовницы.

Враждебная, плачущая мать, которую они видели, когда их отец был рядом, была почти неузнаваема, когда они были без него - она была беззаботным товарищем по играм. «Я помню, как навестил Диану в Кенсингтонском дворце, когда в ее семейной жизни все было не так просто, — рассказал ее друг Гарри Герберт. — Внезапно два мальчика с грохотом выскочили из-за угла в своих халатах, это было перед сном, и я наблюдал, как ее лицо просветлело, переходя от грустной болтовни к внезапному: баф! Знаешь, я никогда не забуду тот момент, и, знаешь, они ползали по ней и что-то летало повсюду. И, несмотря на все трудности в ее личной жизни в то время, вы могли видеть, что самым важным в ее жизни были ее мальчики.

 

Она водила их в тематические парки, на стрельбища, в кино. Во время отпусков в Средиземноморье и на Карибах они закапывали ее по шею в песок и стреляли из водяных пистолетов по назойливой прессе. Когда Уильям начал серьезно интересоваться девушками, она устроила так, чтобы три супермодели — Наоми Кэмпбелл, Синди Кроуфорд и Кристи Терлингтон не меньше — ждали его наверху лестницы, когда он вернется домой из школы. «Я чуть не упал с лестницы, когда поднимался», — вспоминал позже Уильям в документальном фильме 2017 года. Гарри лелеет воспоминания о поездке с ней на «ее олдскульном BMW» по проселочным дорогам с опущенной крышей.

В день спорта в детском саду Гарри она сбросила туфли и босиком участвовала в забеге матерей. «Она приходила и смотрела, как мы играем в футбол, и тайком подкладывала сладости в наши носки. Было так здорово вернуться с футбольного матча и съесть пять пачек Starburst», — вспоминал Гарри.

Нигде они не были более беззаботной троицей, чем на суровом, продуваемом ветрами острове Сейл, недалеко от Обана в Шотландии. Сюда Диана часто брала их к своей матери, которая жила там одна с тех пор, как распался ее второй брак с Питером Шандом Киддом. Несмотря на то, что Диана чувствовала себя покинутой, когда Фрэнсис ушла от графа Спенсера, мать и дочь сохранили сложную связь. Они враждовали и дрались, но в то же время смеялись и доверяли друг другу. В своих мемуарах Энтони Холден вспоминает, как Диана пришла на ланч с Фрэнсис в то время, когда все таблоиды говорили, что они не разговаривают друг с другом. Две импозантные женщины были очень похожи: высокие, энергичные блондинки с твердым характером. (В ознаменование восьмидесятипятилетия Фрэнсис в январе 2021 года нынешний граф Спенсер опубликовал в Instagram фотографию портрета прекрасной, тонкокостной молодой Фрэнсис, которая сейчас висит в библиотеке Олторпа. Сходство с Дианой ошеломило королевских поклонников. С их огромными голубыми глазами и светлыми волосами они выглядят почти одинаково).

В отдаленном коттедже на Сейле Фрэнсис — или Супергран, как ее звали мальчишки, — любила запихивать их всех в свою древнюю машину и отвозить в заповедник морской жизни. Поскольку королевские слуги не шпионили за ней, Диана чувствовала себя настолько расслабленной, что мыла посуду и гладила одежду мальчиков.

Но в материнстве Дианы была и разрушительная сторона. Необузданная неуверенность в себе диктовала Диане, что она всегда должна быть первой в сердцах своих мальчиков. Они привыкли к тому, что люди, которых они любили, внезапно исчезали или попадали в немилость. В первый день пребывания Уильяма в детском саду няня Барнс — Баба, как он ее называл, — просто исчезла. Он привык забираться к ней в постель по утрам, чтобы прижаться, прежде чем идти будить свою мать. Сказав Барнс, что было бы «лучше», если бы она уехала, Диана запретила ей обняться в последний раз со своими подопечными и даже отправлять им открытки. Диана была «очень ревнивой матерью», — сказала заместитель няни Ольга Пауэлл, которая позже заменила Барнс.

Двадцать четыре года спустя благородный Уильям продемонстрировал всю глубину своих чувств, когда не только пригласил Барнс на свою свадьбу с Кейт Миддлтон, но и предоставил ей почетное место в Вестминстерском аббатстве.

Привычка Дианы отвергать людей, которые были небезразличны ее детям, сохранялась на протяжении всего их детства. Любимые двоюродные сестры мальчиков, две дочери Ферги, Беатрис и Евгения, были изгнаны, когда Диана осудила свою невестку за то, что та сообщила, что у нее появились бородавки после того, как она одолжила туфли Дианы. Из-за недовольства Дианы привязанностью мальчиков няня Тигги Легге-Бурк, их любимая «старшая сестра», оказалась отстраненной от церемонии конфирмации Уильяма в марте 1997 года.

Еще больше раздувая ревность Дианы, Уильям пригласил Тигги вместо кого-либо из своих родителей на ежегодный семейный пикник Итона в честь Четвертого июня в том же году. Диана была так возмущена, что велела своему личному секретарю Майклу Гиббинсу позвонить Пирсу Моргану, чтобы тот обвинил гостью ее сына в том, что та «курила и пила» перед камерами. Морган слышал, как она диктует Гиббинсу на заднем плане. Последовавшая за этим статья стало еще одним унижение для подростка, который больше всего хотел, чтобы его считали нормальным. Уильям был в такой ярости, что «набросился на [нее]», сообщил Ричард Кей.

Супергран тоже не была допущена на конфирмацию Уильяма из-за какого-то пустяка. На вопрос, почему ее не было на конфирмации, мать Дианы с горечью ответила: «Я не тот человек, которого стоит спрашивать. Вам следует обратиться в офисы родителей Уильяма».

Страдания братьев из-за разногласий между их родителями усугублялось нечестной, пристрастной, беспощадной прессой. Их отца обычно изображали либо чопорным, либо чудовищем. Что было правдой? Почему он был жесток с их матерью? Кого они должны любить больше?

Лагерь принца считал, что невозможно победить то, что они считали перформативным воспитанием Дианы. Не было смысла пытаться превзойти все образы Дианы с мальчиками, которые мгновенно становились знаковыми свидетельствами материнской любви — и неадекватности отца. Усилия Чарльза по защите сыновней неприкосновенности частной жизни и его подлинная отцовская привязанность за кадром никогда не сравнится с газетной сенсацией, которой становились фотографии, распространяемые по всему миру. «Я не очень хорош в роли обезьяны-исполнителя», — ворчал он, признавая, что в эпоху СМИ у него есть смертельный недостаток.

Война Уэльских, как ее теперь называли, бушевала с нарастающей жестокостью. Как часто бывает, подчиненные оказались хуже самих главных героев: два лагеря королевских советников были так же виноваты во вражде, как и супружеская пара, каждая сторона постоянно придумывала истории, которые могли бы очернить другую.

9 декабря 1992 года премьер-министр Джон Мейджор объявил в парламенте новость о разводе Чарльза и Дианы. Два принца с грустью слушали, как их родители предупреждали их заранее в гостиной директора в Ладгроув. «Надеюсь, теперь вы оба будете счастливее», — сказал Уильям с душераздирающей зрелостью после того, как оба мальчика выплакались.

Средства массовой информации, которым их учили улыбаться, превратились в алчных врагов. После развода супругов как будто рухнули все границы, испарилось всякое уважение. Погоня за «Гретой Гарбо Ди», как прозвали ее таблоиды, стала прибыльным кровавым спортом папарацци. Главной наградой было заставить ее плакать. В книге «Игра в кости с Ди», опубликованной за год до смерти Дианы, соавторы, папарацци Марк Сондерс и Гленн Харви, открыто высмеивали страдания своей жертвы. Сондерс рассказывает, как Диана взывала к конфиденциальности своих сыновей: «Ваши линзы очень устрашающие, очень устрашающие… дети находят их такими пугающими». На что Сондерс пишет: «Устрашающе. В тот день Диана выучила новое слово».

Прогулки с матерью становились невыносимо напряженными. Однажды летним днем 1993 года Диана повела мальчиков на утренний показ Парка Юрского периода на Одеон-Лестер-сквер. Безобразная толпа папарацци ждала, чтобы наброситься, когда они вышли. Харви пишет, что «в поле зрения [его] мелькнула черная вспышка»:

Это была Диана, но это была Диана, которую я никогда раньше не видел. Это было ее лицо, но теперь оно было красным и перекошенным. Она мчалась к нам сквозь толпу. Ее глаза были прикованы к нам, а затем она, как дикий зверь, издала крик. Она набросилась на фотографов, неоднократно крича: «Вы превращаете мою жизнь в ад».

Подобные образы будут преследовать Уильяма и Гарри в последующие годы. «Одно из чувств, которое всегда возникает, — это беспомощность», — рассказал Гарри. — Быть слишком молодым, быть парнем, но слишком маленьким, чтобы быть в состоянии помочь женщине. В данном случае вашей матери. И так каждый божий день».

Навязчивыми были и откровения, которые продолжали подрывать их веру в то, что говорили им родители. Их братские узы были укреплены глубоким недоверием ко всем, кроме друг друга. Вся подготовка, которую они прошли, чтобы представлять идеальный мир королевских приличий, была подорвана грязной правдой секретов их родителей.