Виктория Макарская о наркотической зависимости в прошлом

Виктория Макарская: 

"Я не знаю, с чем это связано, но в последнее время и в Instagram, и на моем YouTube-канале стали опять появляться какие-то комментарии от людей, которые меня обличают в каком-то якобы вранье. У меня тут только один вопрос, ну, допустим, вы что-то там про меня знаете или знали меня, раз пишите: "Что ты из себя строишь, живы те, кто знает, какая ты с*ка". Мне вообще достаточно сложно понять, зачем это писать, да еще и под всеми видео и по 10 раз, но раз уж пишите, то пишите корректно: "Мы знаем какой ты БЫЛА с*кой". Откуда вам знать, какая я сейчас? Люди меняются. Я не считаю, что публичный человек обязан рассказывать о себе все. Желание показаться лучше, чем ты есть на самом деле абсолютно естественное. Странно везде ходить и рассказывать, знаете, а ведь я была такой-сякой. Признаю, что очень долго многих моментов из свой жизни я стеснялась, мне было стыдно об этом рассказывать, я и не рассказывала. Это сейчас я взрослая женщина, и мне стесняться нечего. Было и было, но прошло же. Да, до какого-то возраста я вела аморальный образ жизни, плохо относилась к людям, была и с*кой, и стервой, и очень циничным человеком, у которого вообще ничего святого не было, но это все появилось тоже не просто так. Я с 17 лет в Москве, и было разное.

С 19 я работала в казино "Москва". Это было одно из первых казино в Москве, если не самое первое, и его хозяином был Дэвид Джексон. Красивый ирландец, молодой парень, ему еще не было 30, он был в числе тех, кто сильно повлиял на мое ощущение мира и себя в этом мире на тот момент. Он был влюблен в меня, сделал предложение, буквально, через неделю знакомства. И потом он стабильно, раз в месяц, делал предложение и дарил новое кольцо, хотя никаких романтических отношений у нас никогда не было. Я это к тому говорю, что в этом казино мне платили большие деньги. Очень, очень и очень большие деньги. Неоправданно большие. Дэвид платил, и кроме этого он мне всегда говорил, что если надо еще, ты скажи, нет проблем. И я уже гораздо позже поняла, что он меня заваливал деньгами, чтобы у меня не было мыслей вступить в какие-то отношения с одним из тех рябят, что приходили с охапками цветов и говорили: "Зачем тебе вообще работать, хочешь дом в Монако, а в Швейцарии? Ладно, а чего ты хочешь?" Тогда я считала, что он платит не потому влюблен или еще что-то там, а потому что я талантище, каких свет не видывал, и он боится, что я уйду к конкурентам. Если кратко и простым русским языком, то в какой момент от вседозволенности я в конец обнаглела, отвратительно вела себя с людьми. Кроме меня в казино работали еще две певицы, и у нас было что-то вроде графика, когда сегодня я, а завтра ты. Я могла легко позвонить в последний момент и сказать, мол, нет, я сегодня не приду, другие планы, и дергали кого-то из этих девочек, которые просто не могли отказаться, чтобы не потерять работу, а им еще и платили минимум раз в 10 меньше, чем мне. Я считала, что мне можно все, что я особенная, что, ну, не просто так все важные дяденьки с корзинами цветов приходят слушать именно меня. Естественно, что все работники этого казино никакими цензурными словами за глаза меня не называли.

Однокурсники в ГИТИСе меня тоже очень долго не принимали, и все из-за того, что я пришла на первый курс в декабре. Хотя поступала я честно, сдавала все экзамены, просто делала я это в декабре, а не вместе с ними. Со мной никто не то, что не дружил, разговорить никто не хотел первое время. Я сама была виновата, самое начало 90-х, большая часть людей жила тогда очень-очень трудно, почти все ребята ездили на метро, а тут я в "Versace" и на БМВ с личным водителем. Скромнее надо было быть. Потом уже мы все очень сильно сдружились, но поначалу была война.

Образ жизни я вела, мягко говоря, нездоровый, и ожидаемо, что это дало свои плоды. К 22 годам я дошла до того, что у меня начались галлюцинации. И тут как бы понятно, что за галлюцинации в таком состоянии могут быть, какой они направленности. Первое, что случилось, я помню до сих пор в деталях, потому что это очень страшно. Я просыпаюсь, открываю глаза, среди бела дня, а напротив кровати там, в комнате, было огромное старинное зеркало, и вот я бросаю взгляд на это зеркало, а там "он", на троне, смотрит на меня, а я не могу ни встать, ни закричать, ни даже пальцем пошевелить, а "он" улыбается и говорит: "Молодец, продолжай". Это в здравом уме понятно, что все это последствия употребления наркотиков, а в моменте это очень страшно, потому что ты не понимаешь, что это в твоей голове происходит, для тебя это явь, ты же не спишь в этот момент. Я это говорю для тех, кто не понимает, что кокаин - это тоже наркотик, и он тоже опасный, и тоже сильно бьет по нервной системе. Многие думают, что это так, ну, ничего такого, не героин же. Я сама так думала. Год, два, три... нормально, мне некоторые люди пытались что-то говорить, Дэвид пытался, но я только отмахивалась. Ну, а потом началось. Физически в какой-то момент тоже стало очень тяжело. У меня слизистые были сожжены в ноль, я есть перестала. Спать тоже не могла, потому что боялась до ужаса, мне много лет снился один и тот же сон: я как бы выходила из своего тела и смотрела сама на себя спящую, а вокруг души неупокоенные, опять же, это был сон, но мне казалось, что это явь. И еще было много разных проблем со здоровьем, оно и так у меня было очень слабое, все детство и юность провела в больницах, а тут я просто себе добивала.

Это был замкнутый круг, потому что ты употребляешь что-то, потому что тебе страшно, но тебе страшно из-за того, что ты употребляешь, это реакция организма. Наркотики разрушают психику, а если у тебя, передозировка, например, ты не только черта, ты видишь вообще все круги ада.

В тот момент рядом со мной был человек, который возил меня по разным врачам, по разным клиникам. И в России, и за границей, и чего только не было. Он тратил на это какие-то безумные суммы, но результата не было или он был временным. У меня была диагностирована клиническая депрессия, еще какие-то расстройства. Я пила какие-то таблетки, когда я их пила, становилось лучше, когда прекращала, все возвращалось: и сны, и "гости" в зеркалах. И в какой-то момент этот человек, который был рядом со мной, сказал: "Вика, ты же понимаешь, что ты, по сути, вот сейчас умираешь, у тебя столько проблем со здоровьем, и я не могу ничего сделать, и врачи не могут ничего сделать, потому что ты ничего не делаешь". Я была в постоянной терапии, под наблюдением психотерапевта, и именно психотерапевт был первым, кто сказал мне, что сходить в церковь не будет лишним, мол, ты знаешь, а ведь, и правда, помогает некоторым. И я пошла, и это был отвратительный опыт, потому что человек в рясе сказал мне, что не хочет с разговаривать с проституткой.

И следующие мое обращение к вере было 3-4 года спустя , я уже жила с Антоном, и как-то поймала машину, чтобы доехать сначала в одно место, а потом на репетицию "Метро". Я говорю водителю, мол, вот мне надо сначала туда, а потом в театр. Он говорит, а можете "туда" тебе не надо? Он видимо понял, куда я хочу ехать и что купить. Я говорю: "Нет, надо". Он меняет тему: "Я сидел, у меня кличка все время была Саня Святой, значит, там. А ты чего? В храм-то ходишь?". Я ему рассказываю свою историю, и говорю, что больше в хран ни ногой. А он: "Нет, поехали сейчас в храм к нашему батюшке Алексею Гомонову. Поехали, поехали, поехали. Тебе надо". И я начала регулярно исповедоваться, причащаться, и вот все плохое, что было: наркотики, сны, галлюцинации, оно все ушло навсегда в течение года. И там в этот год был очень-очень тяжелый момент для меня. Меня в свое время часто спрашивали, почему ты так быстро ушла из "Метро", и я там что-то врала про развитие сольной карьеры, нехватку времени и т.д. А все было просто, мы репетировали почти год перед запускам, и, да, это было непросто, но репетиция, есть репетиция. А вот когда мы запустили мюзикл и играли его, в общем-то, каждый день я поняла, что не выдерживаю. Потому, что здоровье было убитое, я падала в обмороки едва ли не каждый день, и в таком состоянии, когда мне было тяжело физически, меня опять тянуло туда, куда не надо. И я ушла, спустя несколько месяцев после старта, и все пальцем у виска крутили. Правду знал только Антон.

Но "Метро" в любом случае сыграло огромную роль в моей жизни. В день, когда у ребят был финальный кастинг, мне нужно было просто приехать и просто там вместе со всеми побыть, познакомиться. И я так хорошо помню этот день. Я встала, выпила бутылку вина. Днем. Одна. И значит, думаю, а нафига мне тащиться на их кастинг, лучше еще посплю, а ночью поеду тусоваться. Но каким-то образом я все-таки доехала до этого кастинга, и вот там мы с Антоном увидели друг друга. Еще через три он мне утром, на балконе, признавался в любви и говорил: "Я понимаю, что не имею никого права это говорить тебе, но если ты выйдешь за меня замуж, то у тебя не сразу, но будет всё." И он такой трогательный был в этот момент, такой весь из Пензы, и мне почему-то так смешно стало, и я говорю: "Ну вот, а "всё" - это что именно?"

Когда прогремел "Нотр-Дам де Пари", стали появлятьсядевушки и не только девушки, которые пытались объяснить Антону, что он живет со стервой, голдигершей, наркоманкой, что на мне клеймо негде ставить и т.д. и т.п.. У него с такими разговор был короткий, если это были мужчины, ну, а женщин как бы бить нельзя. Антон знает про меня столько, сколько вообще ни одна живая душа в этом мире не знает. Я ему сама про себя все рассказала в наш первый год. В красках и подробностях. Меня просто раздражало, что он весь такой благородный и правильный, ни грамма цинизма. Я считала, что он играет, что он не такой. Я же сама была - оторви и выбрось, и мужчины были такие же. И я Антона доводила рассказами. Как бы проверяла. Любишь ты меня, значит? И вот так любишь? И вот после этого тоже любишь?"

Единственное, чего он тогда не знал, что я все еще употребляю, ну так, время от времени. И один раз я просто не рассчитала дозировку, и как бы все - передозировка. И Антон, который вообще далек от всего этого был максимально, не понял, что со мной, позвонил в обычную скорую, приехала врач, и сказал ему: "'Ээээ, неееет, парень, это не к нам".

И надо отдать Антону должное, несмотря на то, что все, что он узнал, он узнал против своей воли, он не хотел это слушать, он никогда, как бы мы не ругались, не вспоминал что-то из того, что было до него. Ни одного упрека. Никогда вообще".