Шрам

Было мне тогда лет 18 или 19 отроду. Я встречалась с красивым мальчиком. Он мне нравился. Вместе мы ходили в ночные клубы, избрав необычный способ развлечения - приставали к посетителям с нелепыми просьбами.

Однажды, в один далеко не прекрасный для меня день, который навсегда врезался в мою память, двое особенно неприятных геев положили глаз на моего парня и предложили ему секс втроем. Получив отказ в довольно грубой форме, они на нас ополчились.

В клубе я пошла в туалет и не заметила, как один из них последовал за мной. Он отозвал меня в сторонку и припер к стенке. В такой позиции этот гад стал мне угрожать.

Я, девушка своенравная, не из робкого десятка, со всей дури ударила его в область паха и пустилась наутек. Но он оказался проворнее, поперед меня выбежал из туалета и закрыл меня там, сказав, что придет со своим другом и они оба меня изобьют.

Запертая деревянная дверь, нехорошие мысли, закрытые окна и. тишина. Мне казалось, что время остановилось! Мой любимый, который мог бы за меня «дать по морде», сидел в зале и ничего не знал о моем положении. Геи специально выбрали момент, когда его нет рядом. Я не могла ему позвонить, телефонов тогда не было. Я понимала, что меня НИКТО НЕ СПАСЕТ. Мне стало дико страшно.

«Делай вид, что тебе всё равно. В драке главное — не показать свой страх!» — звучит у меня в голове фраза, услышанная когда-то от моего любимого.

А дальше была сама драка

Сначала я дралась с негодяем один на один, а потом, когда довольно рослый молодой человек почему-то не смог со мной справиться, подключился его друг. Я дралась, как «положено» — ногами, руками, ногтями. Билась бешеной тигрицей. В моей голове, помимо «Не показывай твой страх!» была мысль: «Главное — не дать, чтобы они схватили меня за волосы, иначе мне хана»

Я не знаю, как долго мы дрались. В какой-то момент в туалет влетел мой возлюбленный, обеспокоенный моим долгим отсутствием, и стал наносить моим обидчикам удары. Далее на пороге появились три охранника. Они растянули нас по углам, тем самым закончив драку. Нас четверых выкинули на улицу. Однако непродолжительное время я еще выкрикивала непристойности и кидалась уже на троих геев с кулаками (откуда ни возьмись, появился их друг), провоцируя тем самым дальнейшее продолжение конфликта. Они избивали моего любимого на улице ногами. Позвать на помощь у меня мозгов не хватило. Закончив с ним, они ушли, оставив моего любимого лежать на снегу лицом вниз. Он казался таким жалким и не подавал признаков жизни. Мой бедный мальчик! Я опустилась на колени и горько заплакала. Я стала просить любимого посмотреть на меня. Он отошел на удивление быстро и поднял свои кристально чистые голубые глаза. Что-то страшное резко исказило его безукоризненные черты. Он забеспокоился, стал расспрашивать о моём состоянии, но я не понимала, почему в столь нелепый момент его заботит моё здоровье. Любимый начал рыться в моей сумочке в поисках зеркальца. Только через несколько минут моя резкая боль в виске заставила его остановиться. Взглянув в стеклянную витрину магазина, на место, откуда боль исходила, мной овладела некая растерянность. На лбу, с правой стороны, пониже линии роста волос, беспомощно свисал кусочек человеческой плоти, открывая отвратительного вида дыру. В той дыре отчётливо виднелась кровь. Она быстро сочилась из раны, спускаясь тоненьким ручейком вниз, обжигала мой подбородок. К слову, боль исчезла также внезапно, как и появилась. Однако о дальнейшем продолжении вечера не могло быть и речи. Надо было как-то разбираться с этим потоком крови. Мой любимый снял куртку, оторвал кусочек ткани от своей голубой рубашки и стал останавливать мне кровь этим лоскутком. В дальнейшем он взял меня на руки и понес в травмпункт, благо до него было рукой подать.

Появление незнакомца в рваной рубашке на пороге больницы и взволнованной девушки в полуобморочном состоянии на его руках, не вызвали никакого ажиотажа у местной врачебной публики. Никто из медицинского персонала не бросился к нам навстречу. Эффекта явления больного народу не произошло. Вероятно, следует посещать подобные заведения без штанов.

Нас холодно отправили в очередь к хирургу. Сидя в ней, мы даже шутили.

Наконец я вошла в заветную дверь, и к моему взору предстал лысый дядька лет шестидесяти. Он опросил, осмотрел. Не назначил никаких анализов, а сразу предложить наложить швы.

Надо сказать, швы накладывали под местной анестезией, прямо там, в кабинете хирурга. Я почувствовала первый укол, а далее боль заместилась ощущением дикого жжения, напряжения — это нелегко переносилось. На кушетке я плакала, извивалась, как кошка. Меня держали несколько санитарок. В экзекуции принимал участие мой любимый. Он стоял у изголовья и тоже держал меня за руки, гладил по волосам, объяснял, что в голове нет нервных окончаний, поэтому в ней нечему болеть. Возможно, в его голове действительно не было нервных окончаний и каких-либо извилин, а мне было невероятно больно. Вся экзекуция продлилась минут пять, но это время показалось мне вечностью.

Мы вышли из кабинета. По его щекам катились слезы. Он говорил мне какие-то нежные слова. Тогда казалось, он действительно меня любил. Но, как показало время, в его жизни я была лишь незначительным эпизодом. Я не значила для него ровным счетом ничего.

С тех пор прошло много лет. Мой любимый позабыл обо мне. О том романе мне напоминает только шрам на виске, который другая бы стыдливо прикрывала челкой и не пугала им окружающих. Но я демонстрирую его другим людям.